Я прочитала нашу последнюю переписку с Николасом, точнее, его последнее «Всегда» ранило меня словно ударом тысячи иголок в самую грудь, затрудняя доступ к кислороду. Я старалась не обращать внимания на свои чувства, но игнорировать их было совсем невозможно. Как бы я ни старалась.

Однако, когда я проверяла новости о нём, моё сердце начинало биться чаще. Я просто хотела знать, как у него обстоят дела в жизни. Но, к сожалению, меня ждала неудача. Его аккаунт в IG выглядел так, будто им давно не пользовались: новые фотографии появлялись лишь раз в месяц, а сторис – максимум два раза. Он был неактивен, и на его странице не было ничего интересного.

Зато я с удивлением и даже радостью узнала из спортивного паблика о том, что Николас принял ислам. Однако вскоре радость и шок прошли, так как это оказалось ложным объявлением. Я приняла это, но мне всё равно хотелось написать или встретиться с ним, чтобы спросить его об этом напрямую, но смирилась.

Сперва я зашла в чат с Мертом, поскольку до сих пор не удалила его сообщения, которые я проигнорировала в тот день. Но это было далеко не последнее его сообщение.

Я сидела на скамейке, залитой белым снегом, когда вокруг хлопками снег падал прямо на меня. Воздух становился все холоднее, а хлопья все крупнее, ноги замёрзли, а нос я совсем не чувствовала, как и боль в моём сердце. Я приняла последствия своего выбора и больше не ощущала ту безвыходность и разбитость. Лишь импульсивная пустота, которая изредка заставляла проливать одинокие и горячие слёзы посреди хауса.

Меня забрал Али. Он молча сел рядом и, не говоря ни слова, обнял меня за плечи и притянул к себе. Я прижалась лицом к плечу брата и шмыгнула носом, не зная, как убедить его, что со мной всё в порядке. Но вскоре я осознала, что лгу сама себе.

– Всё будет хорошо, – прошептал он.

Я кивнула в знак согласия, обнимая его в ответ и вдыхая носом тёплый воздух, исходящий от куртки брата. Зажмурившись, я наивно ждала, что все последствия обойдут меня стороной, что по приходу домой меня не ждало заплаканное лицо мамы и редкий гнев у отца, как и боль в глазах брата.

Однако окончательно меня добило сообщение Мерта:

Мерт: Прощай, Сами.

Вспомнив, как брат был единственным, кто успокаивал меня и предавал уверенности после случившегося, я стала ощущать вину всё острее и острее, который требовал от меня извинений. Но что делать, если я упрямая и до невозможности неловкая?

Хотя говорят, что принципы и честь должны стоять ниже семьи и отношений. Раньше я бы не вникала в такие заумные слова, но сейчас Мерт стал для меня явным примером. Если честь и принципы превыше милосердия, то стоит ожидать боль и разочарование от близких.

После своих размышлений я быстро встала с рабочего стола, перед которым сидела и буквально размышляла. Я даже не осознавала, как пришла в квартиру брата и стала искать его, окрикивая.

С болью в груди я нашла его в спальне возле кровати, сидя на холодном полу, уставившись в одну точку. Он был одет как прежде, в темную футболку и легкие брюки, казалось, он пришел домой, чтобы поразмыслить после нашей ссоры, и даже не заметил, как прошло несколько часов.

Поджав губы, я сделала шаг в его сторону. Он отодвинулся и постучал на пол рядом с ним, безмолвно приглашая меня присесть. Последний раз взглянув на открытое окно, которое осторожно колыхало занавески, я аккуратно села, поджав под себя ноги и обняв колени руками.

Комната стремительно погружалась в предвечерние тона, и стена перед нами приобрела насыщенный оранжевый оттенок. Предметы обстановки отбрасывали тени, а из-за открытой двери и окна в помещение проникал прохладный ветерок, который был необходим во время этой духоты.