Харитон плачущих женщин не выносил, не потому что, чёрствый сухарь, а потому что чувствовал себя виноватым в этих слезах.

Отвернулся, фыркнул.

– А мне какое дело? – бросил цинично. – Когда я хотел просить твоей руки, ты рассмеялась мне в лицо. Я был недостаточно хорош для тебя. А теперь – ты нехороша для меня. И потом – у меня тоже невеста есть, и я собираюсь в скором времени жениться.

И тогда Каролина применила и вовсе запрещённый приём – бухнулась на колени, заломила руки и зарыдала на пронзительной ноте:

– Умоляю, Харитон, прошу тебя…

Подползла к нему, обхватила за колени, посмотрела снизу зарёванными глазами.

Пиздец.

Но это был ещё не он. Северный лис явился через минуту – в лице Анфисы.

Дверь кабинета оставалась приоткрытой, и Анфиса, конечно, услышала и увидела это представление. Замерла на пороге, вперилась взглядом в странную пару перед собой.

Харитон изо всех сил пытался оторвать от себя ненужную прилипалу. Ушёл твой поезд, пафосная. Вали нахер.

Бормотал тихо, отцепливал её руки от себя. Трясло не по-детски.

А Каролина, сука, ещё и добила:

– Харитон, ты не можешь так поступить! Это же твой сын!

Глаза Анфисы широко распахнулись, она тихо ахнула, прикрыв рот ладошкой.

И Харитон впервые пожалел, что он не баба и не может просто грохнуться в обморок.

А хотелось.