Я позволяю себя увести.

Сегодня мы выбираем наряд особенно тщательно – ведь он должен быть одновременно домашним, уютным и женственным. Иного Мадина на мне видеть не хочет. Поэтому останавливаем выбор на сером льняном платье в пол, отделанном натуральным кружевом. К нему в комплект отлично идут деревянные массивные бусы, широкий кожаный пояс и лёгкие кожаные же босоножки. Оглядываю себя в зеркало. Остаюсь полностью довольной.

Пора спускаться.

Мадина убегает в свою комнату, ей тоже нужно привести себя в порядок.

Я же медленно иду в сторону кабинета Харитона – хочу пригласить его лично. Пора выстраивать между нами ситуацию доверия. Показывать ему, что я не боюсь, что с ним заодно во всём.

Но чем ближе подхожу к кабинету, тем отчётливее оттуда доносятся странные звуки – женские всхлипы и причитания.

Напрягаюсь, ускоряю шаг.

Кажется, кто-то решил проверить степень моей лояльности? Или снова играет?

Женский голос тем временем канючит на пронзительной ноте:

– Умоляю, Харитон, прошу тебя…

Дверь в кабинет приоткрыта, и я картина, которая предстаёт моему взору, заставляет моё сердце болезненно сжаться.

На коленях перед Харитоном стоит молодая красивая женщина. Она одета просто, даже бедно, но чувствуется, что во всё лучшее, что только нашлось. Узкие ладони без маникюра молитвенно сложены. Её лицо запрокинуто, и огромные, омытые слезами, глаза смотрят на Харитона с мольбой.

Однако у мужчины, что ещё недавно нежно держал меня за руку и уверял, что не разобьёт, на лице брезгливое и презрительное выражение. Словно он увидел мерзкую гусеницу.

Заметив меня, он ещё активнее начинает отпихивать от себя ту женщину, а она рыдает ещё громче и пронзительнее:

– Харитон, ты не можешь так поступить! Это же твой сын!

И у меня внутри всё обрывается…

МОНСТР

Почему с ним всегда творится этот блядский пиздец? Как только в его жизни начинает всё налаживаться, появляется просвет – судьба разворачивается и хуярит его по башке тяжёлым тупым предметом.

Вот как сейчас! Когда Сероглазка смотрела на деваху у его ног и ждала. Его, блядь, монстровских действий ждала! А он понятия не имел, что делать, как там должен поступить этот грёбанный герой бабского романа?

Ещё несколько минут ему казалось, что он знает, что понял. Димка Шелюха его здорово встряхнул, когда явился за ним в комнату Анфисы и выволок едва ли не за ворот.

– Ты совсем охренел? – прогрохотал спецназовец, когда они оказались вдвоём в кабинете.

Харитон даже вздрогнул – так проникся.

А Димка не унимался:

– Сначала ты выдёргиваешь мою сестрёнку в этот бандюжник, – причём слово «сестрёнка» он произнёс так, будто речь идёт о маленькой невинной крохе, а не о девице гренадёрского роста с тяжёлой поступью, – а теперь сам же гонишь. Ты, вообще, нормальный? – он подался вперёд, схватил своего босса за грудки и основательно встряхнул.

Мозги в голове Харитона и правду стали на место. Он примирительно поднял руки и проговорил:

– Я понял, понял, брат, отпусти.

Шелюха его отпустил, отошёл, тяжело дыша, бросил на Харитона грозный, испепеляющий взгляд:

– Уйдём мы сейчас с Мадинкой, и что? Думаешь, твои шакалы долго будут тебе верны? Они ж ведь понимают – если уходят самые близкие, значит, всё, пиздец. Лодка идёт ко дну. Надо валить.

Харитон горько хмыкнул – действительно, его бойцы хоть и демонстрируют преданность, но сами так и ждут, когда босс ослабнет, чтобы кинуться и вцепиться, оттяпать кусок посмачнее. И чтобы там не говорили – одинокий человек слаб. Тот, кому не на кого опереться, тот, у кого не прикрыты тылы, уязвим. Тысячекратно. Прав Димка, ой, как, мать его, прав!