– Да уж потрудись, – говорит Харитон, садится в кресло, где ещё недавно сидела Мадина.

Закидывает ногу за ногу, подпирает щёку рукой. Всем видом демонстрирует: он здесь Хозяин. И не только этого дома, но и моей жизни.

МОНСТР

Гнул свою линию, а самому так паршиво было, будто беззащитного котёнка под брюшко пинал. Видел её эту блядскую панику – предвестницу приступа – и всё равно давил. Потому что в душе всё клокотало – он ведь доверился, выпросил шанс.

А она?! Сука!

– Харитон, ты же умный, – пролепетала, и от её блеяния, от слабого голоска сделалось ещё хуёвее, – ты должен понимать две вещи: мне пока что сложно тебе доверять, и иметь запасной план в тех условиях, в каких я оказалась, искать союзников, тоже нормально и даже логично. Поэтому, уж прости, но будем честны, в тебе сейчас говорит просто ущемлённое эго.

Вот же гадина сероглазая! Змеюка!

Сама дрожит вся, как осиновый лист, а сама – ломит правду-матку. Знает, мелкая, как больно делает, но всё равно говорит.

Ну что ж – откровенность за откровенность. Миндальничать он больше не собирается.

– А я вообще эгоист, и что? – даже не думает отрицать. – Считаешь, глазками своими похлопала, и я у ног начну ластиться, как вот он? – кивает на котёнка, который, почуяв сильного соперника, жмётся к Анфисе. Будто та может защитить. – Нет уж. Правила игры здесь устанавливаю я. А я не выношу тех, кто строит какие-то планы за моей спиной. Или ты со мной, или против меня. Третьего, блядь, нет!

Он злился, очень злился. На себя. За то, что несёт. За то, что не может остановиться. А девочка – эта еле живая малышка! – опять всё поняла правильно и, хоть и комкала одеяло, пряча страх, но ответила ему твёрдо и решительно:

– Харитон, не выходит у нас диалога. Давай, может, без всего этого фарса. Свадьбы и прочего. Наследство я и так на тебя могу переписать. А, как мы уже и говорили, это будет лучшей твоей местью моему отцу.

Монстр поменялся в лице: вот, значит, что она о нём думает?

– Считаешь, мне твои ебучие бабки нужны? – выпалил зло. – Или грёбанная фирма, которую твой папаня почти угробил? Или дом? Да на хуя оно мне? – начинало потряхивать. – То есть, полагаешь, я из-за какого-то говнённого бабла ползаю перед тобой на коленях, как последний влюблённый недоносок? Так ты обо мне думаешь, да!

Девочка подобралась, часто-часто заморгала глазами. Только ему было по херу. Уже всё по херу. Все бабы – сучки. У них только своя корысть на уме! Только о себе и думают. Пусть и по-разному – кто-то о крепком члене и большом кошельке, а кто-то… вот так…

– И когда кинуть меня собиралась? После свадьбы? В чём был план? Женить на себя и свалить в туман? А ты обо мне, блядь, подумала? Что со мной будет?

Он со всей дури шандарахнул по журнальному столику возле её постели. Тот разлетелся в щепки. Котёнок зашипел и выгнул спину. Монстр оскалился и шикнул на него. Бедняжка задрожал, испуганно мяукнул и ещё сильнее вжался в Анфису. Так закрыла его руками, защищая…

– Харитон, прости, но я – циник и реалист. Я не верю в большую и чистую любовь с первого взгляда к больной девочке со стороны такого, как ты. К тому же, к дочери врага. Я действительно не понимаю, зачем тебе эта игра в чувства? У нас могла бы выйти нормальная взаимовыгодная сделка…

И тут Харитон понял, нет, даже не так, ему дошло, всё встало на свои места – её никто никогда не любил, кроме матери. Родной отец – фактически – предал. И девочка замкнула своё сердце, разучилась доверять, не думает, что может быть кому-то нужна… Сама по себе. Не ради денег. Она слишком давно одна против целого мира. И когда он понял, то его буквально ледяной водой окатили. Тут же протрезвел. Осторожно взял маленькую ладошку, спрятал в своей большой, горячей, твёрдой, заглянул в глаза и сказал: