Наутро, когда я выбралась из постели, мою голову отличали три признака: распухшие глаза, мигрень и твердое решение написать книгу. Именно книгу, ни больше ни меньше. После нескольких часов моей работы на утреннем холоде поздней осени припухлость глаз и головную боль как рукой сняло, но мысль о том, чтобы облегчить душу посредством писательства, только прочнее засела у меня в мозгу. Со мной такое уже бывало. Двумя годами ранее я запаслась писчей бумагой и в час, а то и в два часа ночи выскальзывала из постели, чтобы строчить внушительный роман, длинный и подробный, в котором тщательно выписанные герой и героиня неуклонно выполняли традиционные обязанности героя и героини. Зная о наших стесненных обстоятельствах, моя бабушка, когда отправляла мне письма, непременно вкладывала в конверт почтовую марку, чтобы я могла сразу ответить. Марки эти я сберегла и благодаря этому сумела отправить свою рукопись в крупнейшее сиднейское издательство. Где-то через месяц я получила вежливую отписку, в которой говорилось, что сюжетная линия свидетельствует о незаурядных способностях, однако в глаза бросается авторская неопытность, которая не позволяет опубликовать данное произведение в настоящем виде. Автору рекомендовалось изучать лучшие образцы художественной прозы, чтобы в будущем непременно влиться в ряды австралийских романистов.

Это было весьма обнадеживающее суждение о работе тринадцатилетнего подростка, куда более обнадеживающее, чем те отзывы, которые получали маститые писатели в начале своей литературной карьеры; но даже мой незрелый умишко заподозрил, что этот шаблонный текст направляется издательством в ответ на рукопись любого безвестного писателя, а знакомство с представленным произведением ограничивается в лучшем случае заглавием. После этого я написала несколько рассказов и очерков; но теперь все тот же дух подталкивал меня к созданию другой книги, причем без всякой надежды на успех, поскольку изучение литературы, рекомендованное издательством, лежало за пределами моих возможностей. Книги я видела крайне редко, а когда такое случалось, читать могла лишь урывками, в свободное от хозяйственных дел время.

И все же те несколько шиллингов, что изредка перепадали мне в качестве заработка, тратились на покупку бумаги, а столь необходимый мне отдых я втайне урезала на несколько часов в неделю, чтобы писать дальше. Из-за этого днем, к вящей досаде моей матери, я ползала как сонная муха. У меня постоянно вылетали из головы те дела, которые забывать никак нельзя, а все потому, что мои мысли занимало только оттачивание сюжета. Недосып не проходил бесследно. Я вечно жаловалась на усталость, и работа становилась для меня обузой.

Мама терялась в догадках. Вначале она подозревала, что я просто распустилась и обленилась, а потому придумывала для меня всевозможные наказания; но я, полностью захваченная своей книгой, даже не злилась, не дерзила и не закатывала истерик. Тогда она решила, что я больна, и отвела меня к врачу, который диагностировал ускоренное физиологическое развитие и заверил, что с наступлением теплой погоды мое самочувствие улучшится. Он вручил мне пузырек с общеукрепляющим средством, который был выброшен в окно. Меня больше не гнали работать сиделкой: отец скооперировался с соседом, получившим подряд на дорожное строительство, и благодаря этому стал зарабатывать нам на пропитание, хотя и не слишком обильное.