– Глухая? На выход, – толкает меня в бок, вырывая из мыслей.

Выходим из самолёта, проходим контроль и на парковке аэропорта садимся в знакомую машину. Тот самый звериный Додж, на котором полтора года назад он приехал к моему общежитию и похитил меня прямо среди белого дня.

Я столько от него натерпелась, но всё простила, узнала его лучшие стороны, полюбила и простила, значит, и он должен. Правда я не ожидала, что он будет вести себя как полный мудак. Подозревала, что мирной встречи у нас не получится, но думала, что обойдёмся разговором, он выслушает, поймёт мотивы моего поступка, будет злиться, но поймёт. А он… даже в самом начале нашего знакомства вёл себя гуманнее, наверное.

Бросаю взгляд на него: волосы, как всегда, взъерошены, придавая ему какого-то хулиганского шарма, футболка плотно облегает ставшее шире в плечах тело, словно весь год в тюрьме он только и делал, что качался. Поза расслабленная, машину ведёт одной рукой, вторую высунул в открытое окно, лицо спокойное, взгляд только холодный, как лёд в Антарктиде.

Но всё такой же притягательно красивый…

– Соскучилась? – вопрос неожиданный, я даже вздрагиваю, пойманная с поличным.

Отворачиваюсь к боковому окну, предпочитая отмолчаться. Соскучилась. Безумно скучала и плакала чуть ли не каждый вечер. Лишь в последние месяцы немного в себя пришла, нет, плакала я так же, но уже немного по другому поводу. Я очень боялась первое время, что его отец приедет за мной и воплотит в жизнь свою угрозу. Ночами даже снилось, как я в лесу копаю сама себе могилу, потом просыпалась в холодном поту. Если угрозы Давида не пугали так сильно, потому что верила, что смогу до него достучаться, то Тимуру Айдаровичу было бы плевать на мои оправдания. Он, конечно, выслушал бы меня, но потом всё равно прикончил.

– Предателей нужно уничтожать сразу, – всплывают в памяти его последние слова. – Предал раз, предаст и второй, – потом к нам подошёл адвокат Давида, и я, воспользовавшись заминкой, трусливо сбежала.

Удивительно, что он так и не объявился, я вздрагивала при виде чёрных иномарок, при любом постороннем шорохе, и, уверена, он бы нашёл меня в два счёта, я не особо и скрывалась. Но ничего не случалось, всё было тихо и мирно, и это пугало ещё больше. С одной стороны, хотелось, чтобы Грозный-старший приехал и избавил меня от страшного ожидания расправы, но, с другой, я не могла позволить себе такую роскошь.

– Дом, милый дом, – хмыкает Давид, когда машина подъезжает к многоэтажке, где я была безумно счастлива.

Дальше всё по знакомому маршруту: подземная парковка, лифт, холл тринадцатого этажа и, наконец, знакомый запах дома. Да, я была здесь дома, может, потому что здесь началась наша история, в этих стенах мы признавались друг другу в любви, это место, где я сбросила свои страхи и отдалась ему целиком и полностью.

– Раздевайся, – возвращает в реальность грубый приказной тон.

Выпучив глаза, смотрю на Давида и ощущаю, как пальцы рук начинают мелко подрагивать.

– З-зачем? – спрашиваю севшим голосом.

– Хрустальная, ты стала тупее за этот год? – шаг за шагом и вот уже нависает надо мной как скала. – Я год трахал свою руку, но, когда у меня есть своя личная шлюха, не собираюсь больше спускать в кулак, – едва заканчивает, как, схватившись за ворот моей футболки, с треском разрывает её пополам под мой испуганный всхлип. – Что за дерьмо, вкус потеряла? – морщится, взглянув на мой бюстгальтер.

– Давид не надо, – прошу, пытаясь прикрыться.

– Руки! – рявкает, заставляя вздрагивать и жмуриться.

Медленно опускаю конечности вдоль тела, сглатывая ком в горле и всеми силами пытаясь сдерживать слёзы.