– И кто меня остановит? – наклоняет голову набок. – Ты?

– Мне угрожали! – выпаливаю, но ожидаемой реакции не следует, он всё так же безразлично смотрит на меня. – Мне…

– Мне, мне, мне, – перебивает. – У меня связи, у отца моего связи, ты могла прийти за помощью, но ты этого не сделала. Целый год, времени дохрена было, чтобы объясниться, но ты свалила из города. А теперь решила отмазаться? Придумала всё? Думаешь, я поверю хоть одному твоему слову после предательства? Хуй, Хрустальная.

– Я…

– Хватит! – рявкает так, что я голову в плечи вжимаю. – Я устал, отдохнуть приехал, а ты мне мозги ебёшь. Свали с глаз моих, – бросает и разворачивается.

– Отпусти меня! – требую, поняв, что это конец, что бы я ни сказала, он мне не поверит.

– Нет! – отрезает. – Может потом, ребёнка мне родишь, и прикончу, чтобы глаза мне не мозолила. Легче жить буду, зная, что тебя нет на этом свете, – выбивает из меня весь дух этой фразой.

Буквально упав на диван, я так и застыла, смотря в пустоту. Сердце то болезненно сжимается, то колотится как сумасшедшее. Руки трясутся, по позвоночнику холодок пробегает, а в венах кровь стынет.

Мой самый страшный страх оказался не просто паранойей. И что мне теперь делать? Поговорить уже не о чем, остаётся только сбежать снова, но подальше. И, наверное, воспользоваться другим вариантом, тем, который мне предложили чуть больше года назад. Знала бы, какие у Давида мысли в голове, сделала бы это ещё тогда. Но я надеялась, что нам удастся всё наладить, не сразу, но придём к пониманию.

Шансов у меня не было перед его отцом, но на Давида я надеялась, видимо, зря, яблоко от яблони недалеко упало. Верила, что наша любовь победит, и очень много раз прокручивала в голове наш разговор. Мучила мысль, что мне стоит поехать в Питер, навестить его, но каждый раз, когда я подрывалась, в голове всплывали слова, сказанные неприятным голосом. И я останавливала себя. Не могла позволить себе рисковать.

Слава Грозного Тимура шла впереди него, от Давида я мало что знала о нём. И вообще, наверняка, он и сам мало что знает о своём отце. Они никогда не были близки и точно не сидели по вечерам и не делились жизненным опытом. А Тимура Айдаровича в кругу «высшего общества» знают совсем с другого ракурса.

– У него руки по локоть в крови, и он ничем не брезговал в своё время, шёл к цели, не разбирая, кто перед ним, – мужик, женщина, дети, – сказали мне больше года назад.

Если честно, я не поверила, решила, меня просто пугают, но потом убедилась, что всё правда. Человек выкинул на улицу девушку, которая носила его ребёнка. Что ещё можно о нём сказать? Это Давид не знает, как всё было на самом деле. Не в курсе, что, когда его мама пришла к Грозному и сообщила о беременности, то его охрана выволокла её на улицу, раздетую, в марте месяце, когда ещё снег до конца не растаял. Выкинули в буквальном смысле на грязный и мокрый асфальт, кинув в неё несколько купюр.

Давид наверняка не задавался вопросом, куда мать дела те деньги, которые ей якобы дали на аборт. Он не знает, что никто не дал ей жилья, а за комнату в общежитии она платила, как и того, что болезнь родилась в тот вечер, когда её выкинули из ресторана в одной форме официантки. Он не в курсе, что попытка вернуться в здание за верхней одеждой закончилась тем, что она чуть не потеряла ребёнка, когда её не пустили, и мало того, толкнули, и она упала так, что у неё кровотечение началось. Все её сбережения ушли за несколько дней в больнице, где врачи спасали его, когда он был размером с фасолину.

Разве после всего, что я узнала, у меня ещё могли быть сомнения, бежать или нет? Путь был только один, и я приняла правильное решение, теперь точно это понимаю.