— Хватит… Гриша, — я разобрала, присев на кровать.

С маминым криком в голову ударила кровь, в ушах загудело и ладони стали жутко холодными.

— Когда он вернулся? — я шарила по полу руками в поисках шорт.

— Минут пять назад, — тихо говорила Ника, забравшись на мою постель. — Папа еще с кем-то поссорился около подъезда.

— Ясно, — я мышкой прокралась к шкафу и достала рубашку.

— Что ты хочешь сделать? — спросила сестра.

— Ничего, Ник. Мне так спокойнее, — пояснила я свои действия.

Уже не в первый раз мне приходилось сбегать на время из дома. На то время, пока отчим не протрезвеет. Когда он выпивал, именно я становилась его главной проблемой в жизни. Словно это я уволила его с работы или столкнула его со ступеней, а он сломал ногу и из-за этого три месяца провел на больничном.

Громкие шаги, брань — и мы с сестрой вздрагиваем от удара по двери нашей спальни.

— Проблема! — кричит дядя Гриша. — Спишь?

— Не отвечай, — шепчет Ника, плотнее прижимаясь к моему плечу.

— Оглохла? — выкрикивает вновь и несколько раз дергает дверную ручку. — Опять все из-за тебя. Зачем ты полезла в наш разговор? А?!

— Ой, — пискнула сестра.

— Гриш. Гриша. Гриша, хватит, — уговаривает мама. — Агата ни в чем не виновата.

Я наблюдаю за очертаниями двух фигур сквозь мутное стекло.

— Ну конечно. Эта, — мужчина машет рукой, — как откроет свой поганый рот, ляпнет что-то, все и сбывается. Я остался без прав.

— Гриш, ты глупости-то не говори. Я же просила тебя не садиться за руль. От тебя еще пахло, — мама пыталась успокоить дядю Гришу и гладила его по предплечью.

— Я всегда так езжу, но именно сегодня меня повезли на освидетельствование. А все потому, что твоя ляпнула мне с утра за столом.

— Да ничего Агата такого не сказала, — причитала мама. — Лишь посоветовала поехать на маршрутке.

— Пусть в следующий раз молчит, — рыкнул мужчина. — Слышишь меня, проблема? Не открывай свой поганый рот. Вообще мне не попадайся на глаза.

— Гриш, ну зачем ты так? Ника все слышит. А она тебе все же дочь, — мама привела последний аргумент из имеющихся у нее в арсенале, после которого отчим немного успокаивался. — Что она о тебе будет помнить? А у нее возраст такой сложный. Четырнадцать лет девочке.

— Все нормально, — прошептала я испуганной сестре, сама едва сдерживая дрожь страха. — Сейчас успокоится.

Мама еще что-то говорила, но уже тише.

А я запрокинула голову и уперлась затылком в стену.

«Как же я тебя ненавижу», — начинаю мысленный разговор с отчимом. Только так я могу высказать ему все, что думаю. «Каждый день я молюсь, чтобы быстрее съехать отсюда и наконец спать не за запертой дверью», — продолжаю, быстро стирая слезинку со щеки. Не хватало еще расплакаться из-за этого идиота. Хватит и маминых слез.

— Ложись спать, — сказала сестре на ухо. — Все. Успокоился.

Но я ошиблась.

— А-а-а, — мужской остервенелый крик слышен так отчетливо, словно отчим с нами в одной комнате. — Я… я говорил, что это все она! Как же больно, — рычит он, вновь оказываясь у нашей спальни. — Пошла вон! Не притворяйся спящей, проблема. Вон, говорю. Уходи.

— Гриш, ты сошел с ума, — бормочет мама. — Идем, я обработаю руку.

— Не тронь, — рычит мужчина. — Я жду, когда уйдешь, — каждое слово он выплевывает, словно проклятье. — Без тебя наша жизнь будет лучше…

— Ты чего?.. — Ника хватается за мою руку.

Я отстраняюсь и встаю с кровати.

— Не хочу я больше здесь находиться.

Включаю свет — больше не нужно притворяться и прятаться. Хватаю телефон, кошелек, сумку.

— А как же я?.. — Ника смотрит на меня испуганно. — И я не хочу здесь оставаться.

— Он тебя не тронет. Как только уйду, сразу успокоится, — шепчу я, глядя в лицо сестры. — Соберешь мне вещи? — прошу. — Я заеду в обед и заберу.