Мы возимся добрых несколько часов, прежде чем Вера Сергеевна решается оставить меня одну. На телефон ей поступает звонок, и она торопливо покидает меня, оставляя наедине с собой.

Я стараюсь не думать ни о чем, особенно, об утреннем сне, что оставил после себя лавину опустошения внутри. Совершаю механические действия, практические доведенные до автомата за время пребывания здесь. Вокруг не существует ничего, кроме мешков с землёй, лопаточки и цветочных ростков. Ничего, и все же…

"Рррр, да как же забыть об этих глупостях?!" – мысленно ругаюсь на себя, откладывая в сторону лопаточку и хватаясь за виски.

Я же, правда, старалась не думать. Неужели это так сложно? Косицин — это не такая уж редкая фамилия, чтобы искать подвоха в своем чудесном трудоустройстве. Да и Вера Сергеевна не похожа на человека, который бы водил меня за нос.

Ей-то это зачем? Это все мое больное воображение, переиначившее на свой лад наш разговор с Димой в клубе.

Меня просто это задело тогда, те вопросы. Косицин сумел затронуть ту самую тему разговора, о которой я и заикаться не хотела. Вот и все. Нет здесь никаких знаков судьбы и зарождающихся чувств. С чего бы вообще взяться последним?

– Ой, ты уже закончила? – Вера Сергеевна возвращается минут через двадцать, сияя мечтательной улыбкой. – Мой руки и пойдем, я покажу тебе твою комнату.

На первый взгляд ничего не изменилось. Она заводит меня, наконец, в дом, проводит вдоль широкого холла с высокими потолками. Внутри тихо и пустынно, по пути нам не встречается ни души. Красивый дом слов мертв, но не бездушен. Я вижу частичку любви в его оформлении в его деталях, в красивой ветвистой отделке потолочных плинтусов, забавном коврике у двери, пейзажных картинах великих художников в небольших рамочках на стенах.

– У вас что-то случилось? – от меня не скрывается то, какой неразговорчивой становится Вера Сергеевна после того, как вернулась. В глубине темных глаз моей работодательницы я замечаю затаенную печаль. Знаю, не моё дело. Да и я не спец в эмпатии, просто часто вижу такую же боль в своем отражении зеркала.

– Ничего такого, о чем стоило бы переживать. Сегодня у моего сына день рождения, будет семейный праздник. Давно мы так не собирались. Вместе, – она говорит это невзначай, словно речь идёт о погоде или ценах на продукты, однако я ненароком улавливаю горечь, скрытую за ее словами.

Сразу становится ясно, что лучше мне не лезть в ее дела. Однако, она сказала сына?

Нет-нет-нет…

– Кстати, вы с ним, кажется, в одном вузе учитесь.

Это крах. Полнейший. Никогда бы не подумала, что буду неприятно удивлена своей "догадливости".

– Надо же, – в ответ натянуто улыбаюсь. – Вот это совпадение.

Звуки наших шагов отлично заглушают иронию в моем голосе, когда мы доходим до второго этажа, остановившись у одной из дверей коридора.

– Твои вещи уже здесь, поэтому располагайся, – на мгновение меня ослепляет светом, льющимся из комнаты, и я прикрываю глаза ладонью.

Замираю, так и сделав шаг вперёд. Эта комната, этот дом, подвернувшаяся долгосрочная работа и доброжелательность мамы Димы — все словно раскаленное клеймо, которое оставляет ожог на моем теле.

Я лихорадочно думаю о том, как бы сбежать. Может, стоит отказаться от этой затеи? Да, Вера Сергеевна осталась довольна моей работой, но с чего вдруг я решила, что мне будет комфортно здесь работать?

Как будто у меня есть другой выбор.

И все же меня не покидает ощущение неправильности. Нереальности происходящего.

Я не должно быть здесь. Но где тогда должна?

– Вообще-то мне уже пора на пары, – сделав лишь один шаг внутрь комнаты, хватаюсь за свою рюкзак.