Закончили формирование в июне, погрузились в эшелоны и поехали в село Данилово Ярославской области, поселили нас в какой-то дом. Приехал комиссар Носенко на красивом белом коне, а я с детства люблю лошадей, от брата это. И осмелилась попросить проехать на коне, он разрешил. Я, затаив дыхание, проскакала на этом красавце, да за деревню, а там галопом, высота блаженства… И потом, как только приезжал он к нам, хитро улыбался и говорил: «Что, еще покататься?» Я молча кивала. И опять несколько минут на коне – это было что-то…

Однажды у меня распух палец на ноге, его разрезали, перебинтовали, нашли какую-то галошу, и так я и сидела, старшина же назначил меня дневальной. Ходить я не могу, а девчонки собрались к уже знакомым парням. Они меня уговорили отпустить их на свидания, назвав места, где будут сидеть, чтобы я могла их предупредить, если придет проверка. И вот сижу я на крылечке, дневалю со своей больной ногой – не дневалю, а прямо дремлю-ночую, и над ухом дежурный как заорет:

– Дневальный где?!

– Я – дневальный!

– Какой ты, мать твою, дневальный?! Где личный состав?

Девчонки были недалеко и быстро начали сбегаться, он их построил и давай ругать таки-и-и-ими словами. А меня – на гауптвахту. Гауптвахта – комната при штабе. И вот через дверь я слышу, как комиссар отчитывает этого дежурного за его нехорошие слова: «Да как вы могли девочкам говорить такие слова?! Они ведь только что от маминой сиськи, они таких слов, что вы наговорили, и не понимают еще. Не могу приказать вам извиниться, но ваша совесть должна этот приказ вам дать. А дневальную сам отпусти. Мне не положено, я не арестовывал». Так я побывала первый раз на гауптвахте[1]. Что ж, солдат есть солдат.

Затем мы прибыли на окраину города Солнечногорска, он рядом с Москвой и был только что освобожден от немцев. Мы должны были сменить пехоту, побывавшую в боях. Они выходили из боя в основном раненые, тяжело было смотреть на них. А еще трупы немцев, уже разлагаются, вонище. Я тронула прутом один, он и развалился, а оттуда черви, кошмар. В бой мы еще не вступили тогда.

Еще меня удивило, что вокруг Москвы деревни с банями, которые топятся по-черному, и есть дома вообще без бань: и парятся, и моются прямо в русской печке (село Данилово). Крыльцо дома под навесом вместе с коровником, а сами жители с крыльца оправлялись. Для нас, сибиряков, это было дико и неприятно. У нас баньки беленькие, скобленые, а туалеты, хоть и на улице, да в отдалении от жилья, как и коровники. А мы-то думали, раз Москва, то… Не представляли, что может здесь быть такая беднота. Затем нас отправили на Калининский фронт, в бой не вступили, отправили на смоленское направление, благо, ноги ходили. А были такие марши, что идем почти сутки, да в основном ночью, спать охота, невмоготу. Переходы, марш-броски по 30–50 километров в сутки, не по асфальту, привалы небольшие по 30–40 минут. И научились спать даже на ходу, правда, для этого нужно, чтобы один спал, а другой его держал, а то иногда идем и смотрим – выходит солдат из строя и пошел-пошел в сторону, в поле, в никуда. Это значит, он уснул, и никто этого не заметил.

Я шла все время с Клавой Кряжевой, она старше была на 4 года и все время меня опекала. Шли дожди, только днем на привалах жгли костры и подогревали мокрую одежду, высыхать она не успевала, ну, мы у костра и не сушились, а спали. Просыпаешься от того, что горячо и нога сжата сапогом, который съежился от тепла, да и шинель прожжена.

Фронтовая подруга Клава Кряжева (Шиляева)

А тут подъем, снова идем, идем, вот солнышко вышло, деревня, нам разрешили побывать в избах, обсушиться и поспать: рай, все с себя развесили на заборе, а хозяйка одела нас в свою одежду. Мы с Клавой залезли на русскую печь и утонули в блаженстве, в сухом и теплом месте выспались. Опять подъем, опять в поход, и ночью где-то идем по болоту. Объявили привал. Привал среди кочек. Мы с Клавой стянули до земли несколько мелких березок за верхушки, на них одну шинель под себя, с головой сверху – другую, надышали и уснули, а березки наши прогнулись, подломились, и мы оказались в воде. Опять мокрые. Ночь, холодно, отжали то, что называлось шинелями, оделись и как раз приказ: «Шагом марш!». Вышли из болота на рассвете, идем по лесной дороге и выходим лесом к городу и железнодорожной станции Карманово Смоленской области.