Шло время. Он постился и бил себя плетью, но не мог противиться одержимости. Каждый раз, когда наступала его очередь идти в город собирать подаяние, он мчался ко мне. Молча, без предисловий, он врывался в дом и сразу бросался целовать, словно боясь, что на этот раз я успею одуматься и откажу.

Но я ждала его. Неизменно, всегда готовая откликнуться на кипение.

Он был смертным человеком, и я понимала, что придёт время, когда его силы пойдут на убыль, красота уйдёт, а затем и жизнь покинет тело. Всё даётся людям лишь раз, они не способны обновляться, как мы. И эта скоротечность делала нашу страсть ещё ярче.

Не знала я одного – что всё закончится так скоро и страшно.

Как-то ночью, когда алая луна ласково струила свет на землю, наполняя силой каждое живое существо, я возвращалась из древнего святилища. Только что окончился ритуал возрождения сил, и я летела между деревьями над петляющей тропинкой. Приколотая к плащу веточка самой поздней лаванды, цветущей на склоне лета, оставляла за мной шлейф аромата, он стелился в неровном алом свете нежно-голубой полосой.

Заслышав приближающиеся шаги, на всякий случай тоже пошла пешком – мало ли кто встретится. Но это был он, мой монах.

Он шёл по какому-то поручению, видно, срочному, раз пустился в путь, не дожидаясь рассвета. Мгновение мы стояли друг напротив друга. А затем слились в объятиях, не в силах даже уйти с тропинки. Рвались завязки рубахи, отлетела в кусты пряжка плаща, ломались ветви. Запах лаванды и нашей кожи смешались, сводя с ума.

- Вернусь через три дня… - шептал он, задыхаясь. – И сразу к тебе.

Не просто желание вело его по земле кругами, неизбежно приводя ко мне. Нечто большее, чем влечение тела, овладело его сердцем и умом.

Когда я вдруг поняла, что он испытывает, меня охватила радость. В последнее время я чувствовала, что монах занимает слишком много места в моих мыслях. Мне нравились его строгость, немногословность и сдержанность, под которой бурлила неукротимая страсть. Когда его светлые холодные глаза, с вечно отрешённым взглядом, обращались ко мне, в них вспыхивал настоящий огонь, что дано зажечь не всякой ведьме. Его страсть была не просто доказательством моей мощи – что-то горело в нём с самого начала, опаляя и меня.

Теперь же оказалось, что и он впустил меня слишком глубоко в свою аскетичную жизнь.

Волнение, какого давно я не испытывала, лишило осторожности. Обхватив любимого, я на пике наслаждения рывком взмыла в небо, навстречу алой луне…

… Он смотрел, осознавая, кто я. И по мере того, как он понимал, в глубине его глаз зарождался ужас.

- Опусти… - его голос звучал хрипло и незнакомо.

Мы встали на то место, с которого только что взлетели. Прошло лишь несколько минут между этими двумя моментами, но как изменился его тон!

- Уходи, - в глазах был страх и непонимание.

- Но…

Он отпрянул и замотал головой. Быстро оделся, поднял суму и зашагал прочь. Я осталась под луной, растерянная, в слезах.

Через условленные три дня он не пришёл ко мне. Сперва я думала, что правда оказалась невыносима для его понимания устройства мира. А ещё через неделю мне показалось, что он зовёт меня. Я услышала его голос через шум ночного ветра и, не выдержав неизвестности, пробралась к стенам недостроенного монастыря.

Я нашла его между камней под обрывом. Похоже, случилось это совсем недавно, в то время, когда его голос донёсся до меня – ещё никто не заметил его отсутствия. Судя по кровавой вмятине на виске, он упал из окна кельи. Проведя рукой над остывающим телом, я ощутила вместе с выходящей из него жизнью, что происходило в последние часы.