– Страшно? – спросил Бабах.

– Ни капельки. А что это бабахнуло?

– Я бабахнул. Великий и ужасный Бабах-тарарах-трах-тах! Бабахнуло так здорово, что температура внутри меня поднялась аж до ста тысяч миллионов градусов.

– Это сколько? – не понял я.

– Сто миллиардов.

Мне стало жаль моего друга. Сто миллиардов градусов! Как он не сгорел от такой температуры? А Бабах как ни в чем не бывало продолжал:

– Жар быстро распространялся во все стороны, и чем дальше он распространялся, тем терпимей делался.

Из дальнейшего рассказа Бабаха нарисовалась картинка, которую я легко себе представил. Не прошла еще и секундочка со времени бабах-тарарах-трах-тах, как жар упал до тридцати миллиардов градусов, а спустя секунду с хвостиком до десяти миллиардов. Тоже, конечно, горячо, но все-таки не сто миллиардов. Внутри этого жара стали появляться малюсенькие невидимые частички, которые сцеплялись между собой и стали образовывать такие же невидимые атомы. Из атомов, как снежки из снежинок, слепились молекулы. Получилось что-то вроде игрушечной юлы. Но это была не обычная юла, известная каждому ребенку, а прозрачная юла, которая вертелась все быстрей и быстрей. Чем быстрей вертелась юла, тем шире она делалась, как если бы жар внутри нее раздувал юлу в разные стороны. Сквозь прозрачные стенки юлы было видно, как жар этот вспыхивает и гаснет тысячами искорок. Эти вспыхивающие искорки были не что иное, как множество солнц, а погасшие искорки превращались в планеты, которые вертелись вокруг новых искорок. Всё это продолжало расширяться и постепенно превратилось в огромный-преогромный мир. Прежде, чем прозрачная юла стала Вселенной с бесчисленным множеством звезд-искорок и планет, вроде нашей Земли, прошло очень-очень много лет. «Десять миллиардов», – уточнил Бабах.

Вот и весь рассказ моего друга о значении его имени. Ничего мудреного, чего нельзя было понять. Вечером, когда мы с мамой и папой сидели за столом и ужинали, я пересказал им то, что услышал от Бабаха. Мама почему-то качала головой и говорила:

– Господи, каких только слов не нахватался наш сын: атомы, молекулы. Это в его-то возрасте! Что мы услышим через год-другой?

– Новые слова, – сказал папа. – Электроны, фотоны, нейтрино. – Папа назвал еще какие-то слова, но я их не запомнил. – Не забывай, дорогая, что современные дети развиваются куда быстрей, чем мы в их возрасте.

Но мама не слушала папу. Она посадила меня к себе на колени, стала целовать мой лоб и говорила папе:

– Ах, милый, не морочь мне голову! Ты что, не видишь, что наш ребенок заболел? У него жар сто миллиардов градусов! Немедленно звони в «скорую»!

Папа сказал на это:

– Успокойся, дорогая. Наш сын изложил своими словами теорию Большого Взрыва. Увидел, наверное, научно-популярную передачу по телевизору.

Мама рассердилась.

– В какой научно-популярной передаче можно услышать про бабах-тарарах-трах-тах? И что это значит – бабах-тарарах-трах-тах?

– Это мой друг, – сказал я. – У него такое имя.

– Час от часу не легче. – У мамы на глазах появились слезы. – У нашего сыночка начался бред. Срочно вызывай «скорую»!

– Дорогая, не пугай себя и ребенка, – сказал папа. – Бабах-тарарах-трах-тах – это просто другое название энергии. Нашему сыну трудно выговорить слово «энергия», вот он и придумал понятное любому ребенку бабах-тарарах-трах-тах.

– Да? – Мама еще больше рассердилась на папу. – А ты не обратил внимания на то место в рассказе нашего сына, где он рассуждал о том, что бывает, когда ничего не бывает, и что значит всё-всё, когда нет ничего?

Папа, стараясь успокоить маму, как можно мягче сказал: