– Думаешь, у меня получится звездное небо? – спросил я.

– Ну а что еще может получиться, если в спинку кровати забить гвозди?

Все еще сомневаясь, что поступаю правильно, я забрася с ногами на мамину и папину постель. Приладил к спинке кровати гвоздь, зажмурился и ударил по нему молотком. Гвоздь вошел легко, как если бы это была не спинка кровати, а масло в масленке. На поверхности осталась одна только шляпка.

– Класс! – похвалил Бабах. – Вот что значит, когда за дело берется самый-пресамый гениальный учитель, художник и плотник в одном лице.

– Тебе нравится? – спросил я.

– Он еще спрашивает! Да твои родители, когда увидят, придут в такой восторг, что лишатся дара речи!

Слова Бабаха сняли последние мои сомнения, и я принялся заколачивать в спинку кровати один гвоздь за другим. Когда гвозди кончились, я сполз с постели, посмотрел со стороны на свою работу, и мне она не понравилась. Вместо звезд на небе получилась спинка кровати, утыканная обыкновенными шляпками гвоздей. Я ждал, что скажет Бабах. Но он, похоже, первым лишился дара речи. Прошла целая вечность, прежде чем он сказал:

– Мда-а. Я знаю сто пятьдесят тысяч миллионов созвездий, но твое звездное небо ни на что не похоже. Если не секрет, скажи, что за созвездие ты изобразил?

Я молчал. Я понятия не имел ни про какие созвездия. То есть, я хочу сказать, звезды на небе я, конечно, видел, но не знал, что эти звезды состоят из созвездий.

– Не хочешь говорить? – спросил Бабах. – В таком случае я сам угадаю. Есть созвездие Большая Медведица, есть Малая… А, догадался! Ты изобразил созведие Мишутки! Угадал?

– А такое созвездие есть? – спросил я.

– Ты что, ослеп? – спросил Бабах. – Да вот же оно, созвездие Мишутки!

Хлопнула входная дверь. Это вернулись с раюботы мама и папа. Я выбежал из спальни им навстречу. Мама поцеловала меня, спросила: «Ты, наверное, умираешь с голоду?», и поспешила на кухню готовить ужин, а папа потрепал меня по голове и, увидев в моих руках, молоток, спросил: «Работаешь?»

– Закончил, – сказал я.

– Чем занимался?

Я не успел ответить. Из кухни раздался пронзительный мамин крик:

– Ты что натворил?

Мы с папой поспешили на кухню. У мамы в руках была ее разделочная доска, утыканная моими гвоздями.

– Полюбуйся на художество нашего сына! – говорила мама, обращаясь к папе. – Вчера он укокошил мою любимую вазу, сегодня испортил разделочную доску, и я не удивлюсь, если завтра он разгромит всю нашу квартиру.

– Успокойся, дорогая, – сказал папа. – Надеюсь, до разгрома квартиры дело не дойдет. Просто наш сын учится постигать мир.

– Да? – спросила мама. – Еще только учится? Представляю, что станется с бедным миром, когда он, наконец, научится!

Папа взял из маминых рук разделочную доску, осмотрел ее со всех сторон и сказал:

– А ведь ты, дорогая, права. Из твоей разделочной доски действительно получилось художественное произведение. Посмотри, как грациозно изогнулся этот центральный гвоздь. Он напоминает мудреца, который задумался о смысле жизни.

Слова папы мне понравились. Мудрец, который задумался о смысле жизни, это ведь совсем не парализованный червяк, как назвал Бабах гвоздь посреди маминой доски. Но у мамы на этот счет оказалось другое мнение.

– Ах, дорогой, не морочь мне голову, – сказала она. – Этот гвоздь похож на меня, которая не знает, как приготовить своим мужчинам отбивные без разделочной доски. Идите и не мешайте мне заниматься ужином. Можете повесить своё произведение на стену и любоваться ею хоть до посинения.

Мы с папой отправились в мою комнату. Пока папа прилаживал к стене разделочную доску, которую назвал художественным произведением, я признался: