Горячие слезы стекали из глаз старца на спину зверя. И тот потихоньку затихал.
– Ну что же, дружок, потерпи немного. Сейчас промою раны, травку лечебную найду. И через несколько дней, как прежде бегать будешь. Подожди, я скоро…
Зверь послушно лег на землю, уронив морду на лапы, закрыл глаза… Старец обмыл раны из фляжки, что висела у него на боку, приложил лекарство к больным местам. Сняв с себя часть верхней одежды, порвал ее на длинные куски и перевязал калеку.
– Не бойся, горемыка, не бойся, не брошу, – приговаривал он.
Косолапый притих, будто осмысливал свое бедственное положение. Через некоторое время он стал издавать благодарные рыкающие звуки и, наконец, уткнул свою морду в ноги стоящего перед ним старца. Словно маленький ребенок, когда убегает от опасности, зарывает голову в колени матери и уже ничего не боится…
Старец любовно поглаживал раненого. Внезапно святая рука ощутила, как живо запульсировала горячая кровь погибавшего, возвращая его к жизни. «Что делают любовь и забота?!» – изумился он, улыбаясь. А вокруг, как ни в чем, ни бывало, щебетали птицы, пел свою бесконечную протяжную песнь лес. И, казалось, в этой благолепной Божественной гармонии нет места злу и насилию…
ЛЮБОВЬ НЕБЕСНАЯ И ЗЕМНАЯ
Иеромонаху Серафиму Роузу
Они одни в горах. Туман, словно просочившись из древних старинных легенд, окутывает их тела, лица. Кажется, они пребывают не на земле, а парят над ней, наедине со своими думами. Всюду тишь и покой, как при создании мира. Вдруг величественную тишину разрывают редкие девичьи всхлипывания. Воздух колышется и медленно оседает крошечными росинками на одежду, волосы, ресницы, губы…
– Не плачь, не плачь, прошу тебя, умоляю!
– Отчего же мне не плакать, скажи, отчего же мне не плакать? Ты просишь забыть тебя… Забыть тебя!… О-о-о-о!
– Как же мне объяснить тебе, милый мой человек, как объяснить, чтоб ты поняла?… Я даже не знаю, а впрочем…
– Ничего не надо объяснять, ты разлюбил… Разлюбил и все…
Девушка обращает на юношу глубокий доверчиво-детский взор, как бы ища разгадку внутри него, ошеломляя своим горем, выбивая почву из-под ног…
Сердце его рвется на части. Он любит ее, такую близкую, неповторимую. Она – его второе «Я». Но Бога он любит уже больше…
«О, она никогда не поймет меня, не поймет… Что же делать, Господи, как объяснить то, что мучит, заставляет менять всю жизнь? Боже, пошли мне силы! Как объяснить, чтоб не разбить ей сердце?!»
– Дорогая, я не могу сейчас жениться, мы не можем быть вместе!
– Да, я понимаю, понимаю…
Она плачет. Горько, надрывно. Ведь она любит, любит давно. И ей казалось что ее чувство взаимно…
Он не может смотреть на чьи-либо слезы вообще, а тем более на ее. Еле сдерживается. Так хочется взять ее руки в свои, смотреть в глаза и упрашивать: «Ну почему мы не можем быть братом и сестрой, ну почему? Сердце мое от твоих слез разрывается. Но принадлежать тебе я не могу… В моей душе живет уже только Бог. Он Один. И все остальные уходят, уходят…
И ведь подумать только – он протестант, хочет стать православным. Нет, она никогда не поймет… Так долго встречались, она полюбила и вот…»
«Ну почему? – стонет она. – Он любит другую? Боже, как жесток этот мир! И как смириться, если без него нет жизни, радости, счастья? Как забыть эти бездонные, умные, проникающие в тебя до глубины души глаза? Бархатные и теплые, и, одновременно, строгие и холодные. Как забыть, что он – моя вторая половина? Воздух, коим я дышу, земля, по которой хожу, солнце, коему улыбаюсь… Нет-нет. Это сон. Сон или шутка. Вот сейчас я закрою глаза, сомкну их, а открою, и он улыбнется, и скажет, что хотел проверить, как сильно я к нему привязана…».