– Стала у меня, Василий, пустая душа из-за моей страстности…
– Да сдерживай же себя, – возмутился он.
– Не могу, не по силам, враг обкрадывает, запугивает. Сделалась его игрушкой…
– Читай Иисусову молитву.
– Не получается.
– А как ты пробовала – полную?
– Да.
– Читай короче, как Паисий Афонский советует новоначальным: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя, грешную».
– Хорошо, буду, – и вдруг неожиданно вырвалось из души с верой и надеждой, – ну тогда и молись за меня, чтоб с Божьей помощью я целый день ее читала и дальше старалась…
– Уже молюсь за тебя, молчи, ты сегодня причащалась, – вновь осадил он меня, – дома выключи телефон и молись. А завтра возьми благословение у священника.
Дрогнувшими губами я прошептала:
– Еще помолись, чтоб мне побыть в тишине и покое…
До вечера я находилась в квартире. И вдруг решила погулять. Вышла на улицу и стала прохаживаться по аллее перед домом. Народу было мало. Природа завораживала покоем, гармонией, сказочным уютом. Ходила взад-вперед по тротуару, творя Иисусову молитву, любуясь мерцавшей воздушностью окружающего. Вечер был похож на Рождественский. На душе тихо, светло, напевно. Чувствовала – Ангел-Хранитель рядом, радуется моей успокоенности. И хочет, чтоб так было в моем духовном устроении всегда…
На ветках деревьев загадочно переливался голубой феерический снег, светили мохнатые звезды от фар проезжавших машин, небо пело колыбельную песнь притихшей земле. А я твердила с Божией помощью Иисусову молитву.
О, сколько раз я приступала ее творить, но не получалось. И язык заплетался, и помыслы сбивали, и всегда что-нибудь мешало… А тут, по Божией милости, ясно ощущала, как радостно повторять эту молитву, как она хранит от помыслов и поползновений врага и рождает тихость в душе. Необыкновенная успокоенность проникала в меня от этих нескольких слов. Некое благоустроение ощущалось и во мне, и в природе. Все было едино, согласованно, все пело в унисон и любило! О, нас роднили покаянные слова молитвы. И я поняла – этот день был большим подарком моего Ангела-Хранителя, ответившим необыкновенной любовью на мое очень простенькое внимание к нему.
ДРУЖБА
Седой старец вышел из пустыньки и, творя Иисусову молитву, углубился в лес. Там было прохладно, таинственно, величаво. Высокие корабельные сосны, казалось, доставали до самого неба. Воздух, напоенный запахами трав и душистой смолой, кружил голову. Лес жил своей загадочной, особенной жизнью. А старец шел по тропинке, покрытой упругой блестящей травкой, вздрагивавшей от прикосновения его босых ног. Жужжа, пролетали оводы, слабо покачивали головками соцветия трав, будто приветствуя давнишнего друга. Затаенно пела тишина. Благодать русских лесов!…
Вдруг его внимание привлек отдаленный стон, наполненный болью и горечью. Он заспешил в ту сторону, откуда доносились звуки. И на маленькой прогалине, обрызганной разноцветными лучами солнца, увидел жалкого, израненного медведя, который громко всхлипывал, растирая лапами морду. Шерсть его спуталась от запекшейся крови. Весь он сник, обмяк.
Старец остановился, не веря своим глазам. Потом тихо окликнул его. Тот, заслышав знакомый голос, подался сначала назад, но, как бы опомнившись, кряхтя, засеменил к нему. Приблизившись, стал со стоном тереться о его ноги. Растроганный пустынник обхватил бока зверя и горько-горько заплакал сам. Ведь он с этим медведем был так давно дружен. Кормил с рук. И как больно видеть своего питомца в таком удручающем состоянии сейчас… На спине явно виднелись следы от рогатины. Из сердца вырвались грустные слова:
– Ах, что они с тобой содеяли!? Лучше бы меня избили до смерти…