И неуловимые нотки в голосе будто обещали: однажды он с цепи сорвется и бросится на дуло охотничьего ружья.

– Все ради… будущего? Не понимаю. Я думал всегда, что город выбрал свое будущее – его отсутствие.

– Вряд ли город это выбрал. С чего ты вдруг такой приговор вынес? – серьезно спросил Рой, и Тим был вынужден снова опустить глаза. – Потому что людей посадили на цепь? Да, сидя на цепи, вряд ли получится так просто рвануть за изгородь. Но это не означает, что у людей нет такого желания. Есть оно. Люди не могут жить без будущего. Единственная причина жить – это будущее. И не какое-нибудь, а наполненное светом. Каждый хочет знать, куда он идет. Люди ищут светлое будущее. Иногда ошибаются. Будущее требует работы. Постоянной, неустанной, с полной самоотдачей. И пока здесь есть те, кто не смирился с ситуацией в городе, мы будем защищать город до конца. Мы сотворим это будущее своими руками. Наш час еще придет. И надеюсь, будет не поздно.

– А если в городе останется всего лишь человек десять-пятнадцать, которые не стали «Волками»? Не проще ли в таком случае принять общий порядок или попытаться уйти?

– Мы будем защищать этих десять-пятнадцать. Даже если останется один – будем. Я ни перед кем прогибаться не стану. Тем более – перед Вольфгангом. Пусть лучше он меня пристрелит, чем я приму этот… порядок, если его можно так назвать.

Тим недоуменно покосился на вожака. Последней фразы ему было не понять.

– Зачем? – выразил он свое непонимание. – Если город решил, что с «Волками» лучше, зачем пытаться что-то менять?

– Людей на это решение толкает безысходность. Не всегда люди делают выбор с легким сердцем. И не всегда понимают, что делают. Куда ты пойдешь с завязанными глазами? С «Волками» не добраться до лучшей жизни. «Волки» отбирают у людей жизнь. А люди хотят жить.

– Может, не все хотят, – неуверенно возразил Тим. – Может, кто-то хочет умереть.

– Ну-у, не скажи. Истинно никто не хочет умирать. Выбравший умереть не желал себе смерти; он ошибся дорогой. Он был введен в заблуждение, шагнул не туда и пал – великая и непоправимая трагедия. И дезинформация. Кто-то думает, что хочет себе смерти, но его тянет к ней от того лишь, что он жаждет жить и верит, будто за пределами тела жизнь ему станет доступна во всех красках, – слова звучали настолько точно, что потрясенный Тим невольно приоткрыл рот. – Это не так. И это касается не только смерти в прямом смысле, но и во всех прочих. Человек рождается в хаосе – на земле, в конечном мире, и стремится к покою – к вечному. Но именно на земле душа сможет превозмочь хаос и достичь покоя.

Не придумав ответа, псионик сохранил молчание. Нечто маленькое, черное и колючее защищалось в глубине его души, не желая покидать насиженное место. Рой говорил вещи, которые вызывали у Тима такую злость, какой он прежде не испытывал. Не мог он объяснить себе, почему считал эти слова бредом: потому что не понимал их или по иной причине. Хотелось заткнуть уши и дать злости выход: кричать и требовать, чтобы прекратился этот несусветный бред. Вдобавок Тим чувствовал всей душой, что имел дело с человеком во много больше его самого и не мог этого вынести.

Он не знал, что уже тогда в нем началась первая битва, и тьма встала в глухую оборону.

Из всего услышанного ясно крайне мало, а на большее можно в ближайшее время не рассчитывать.

– Зачем вы носите очки? – нерешительно поинтересовался Тим, заговорив о понятных ему вещах.

– У нас уникальный новичок с псионическими способностями, – тут же был ответ.

– Так я и думал, – фыркнул Тим и отвернулся. – Скрываетесь. Вы мне не доверяете.