Ему грезился какой-то странный мир, где живут цветные пятна в форме лиц. Они были красные, зеленые, оранжевые, желтые и вертелись в бесконечном хороводе, как осенний листопад. Но потом пятна начали бледнеть, став серыми. Расползлись на черные и белые, образовав круг, в темном центре которого проступили невнятные черты чьего-то лица. От него повеяло страхом, болью и смертью, а затем появилось тянущее чувство безысходности, заглушив все предыдущие. Тиму казалось, что это лицо смотрит на него с ухмылкой, хотя не видел ни глаз, ни рта. Создалось впечатление, будто лицо очень знакомо. Неожиданно образ пахну́л палеными волосами, взорвался ярко-оранжевым и исчез, оставив после себя пустоту. Потом снилось что-то еще, но отчетливо запомнился лишь этот эпизод…

«Звезды больше не поют» – гласила почти стершаяся надпись на стене над ветхим убежищем бездомного одиночки.

Теплый ночной ветер прошуршал по асфальту фантиком и облезлыми прошлогодними листьями. Дрогнули ветви деревьев на фоне ночного неба. В вышине тускло мерцали далекие белые звезды.

«За глухой стеной спрятан мир земной»

Пробуждение, тяжелое и липкое, вытягивало Тима из мира сновидений в бессмысленную реальность. Голову словно засунули в полиэтиленовый пакет, а веки обмазали клеем. Вдобавок ему непрерывно мерещился вкрадчивый голос, который произносил его имя над самым ухом и даже что-то предлагал. Поначалу он не мог понять, где находился сам, и даже отзывался на голос. Затем показалось, что кто-то с силой дернул его за ногу, будто чудовище из страшилок – сюда, в серый мир из круговорота ярких пятен. Страна грез треснула и с хлопком рассыпалась в пыль. Глаза резанул свет дня.

Самочувствие постепенно улучшилось, а голос растворился в шелесте листвы. Тим сел, помогая себе руками, и коснулся разбитой скулы. От прикосновения садануло. Кончиками пальцев он нащупал шершавую корку запекшейся крови и недовольно взглянул в сторону.

В город идти не хотелось. Живот все еще болел, да и вид его, кажись, внушал доверие меньше, чем обычно. Толкала лишь необходимость достать денег или съестного. После нападения брата остаток батона и бутылка воды остались там, у перегородки. Наверняка кто-то из прочих городских бродяг уже поднял сиротливо лежавшую еду. Теперь неизвестно, когда снова удастся поесть.

Тим недовольно поежился при этой мысли и поудобнее устроил на плечах черную с белым кожаную куртку. Ее происхождение не раз заставляло его хорошенько напрячь память. Бродяга помнил себя с двенадцати лет, а до этого лишь три-четыре невнятных события, связанных в основном с матерью и ее работой. Если напрягался, мог припомнить еще парочку. К тому времени куртка у него уже была и принадлежала только ему, о чем знали все в квартире и не стремились ее отнять. Откуда у ребенка из бедной семьи могла взяться большая для него и, очевидно, недешевая куртка – еще одна удивительная загадка. Все, что удавалось припомнить: темная зимняя ночь, холод и солнце. Почему солнце? Да еще и ночью?

Куртка по неясным причинам создавала иллюзию безопасности. С ней он и сбежал из дома. Она сохраняла тепло зимой, а летом иногда служила навесом от дождя.

К слову о дожде.

Тим поднял глаза к небу. Сегодня его затягивала серая пелена облаков. Воздух пах сыростью. Лето обещало быть прохладным. Весна всегда наступала рано, а в апреле уже стояло почти летнее тепло. Однако в этом году до конца мая шли проливные дожди на радость людям, выставившим у домов ведра, тазы и прочие емкости. К счастью, налог на дождь вводить пока не собирались. И хорошо. Тиму платить было нечем.