Мосты судьбы Ника Лемад

В тот год много чего произошло: множество людей нашли друг друга, создали семьи, некоторые, наоборот, эти семьи разрушили. Рождались дети, умирали старики. Несколько компаний пошло ко дну, появились новые.

Но запомнился он катастрофой, обсуждаемой всей страной, и не только своей. Долго еще упоминания мелькали на экранах телевизоров, комментировалось в новостных лентах разрушение конструкции моста. Корпорация Шин Сео Групп была одним из тех колоссов, что кажутся нерушимыми; однако ее акции рухнули, как и их детище, подняв столб пыли, который оседал годами.

Что послужило причиной гибели свыше пяти тысяч людей, разбирали лучшие инженерные умы Южной Кореи. Главный акционер окончания не дождался, пустил пулю в висок, остальные не были столь категоричны; разъехались и затаились на время следствия.

Бизнес-проекты прикрыли, идеи разошлись по другим, более удачливым компаниям вместе с персоналом, которому нужно было кормить себя и семьи.

Молодого начальника отдела проектирования и начальника инженерного отдела в итоге признали виновными за разработку документации, не соответствующей требованиям государственной экспертизы, и цепочка поиска виновных потянулась дальше.

На Му Хён был одним из тех, кто в том году создал семью и с молодой супругой они ожидали пополнения. После оглашения приговора их квартира осталась невыкупленной, супруге пришлось искать подработки, а сам он отправился в тюрьму на каторжные работы на долгий срок.

Ли Мин Мэй оказалась одна в чужом городе, без средств к существованию, без друзей и какой-либо поддержки. В Сеуле оставаться она не могла, даже позволить себе снять крохотную комнатушку в кошивоне1 стоило денег, которые таяли с каждым днем, проведенным в столице. Помогать ей никто не стремился, бывшие сослуживцы Му Хёна, доброжелательные несколько месяцев назад, теперь переходили на другую сторону улицы при встрече и прятали лица. Жене убийцы никто не был рад вплоть до кассиров в магазинах, говоривших сквозь зубы, и то только потому, что обязаны были.

Мин Мэй вернулась в Мокпхо.

Собрав вещи, свои и мужа, за которыми его семья не удосужилась заехать, поняла, что придется упрашивать водителя автобуса пустить ее с таким количеством чемоданов либо тащить их до ближайшего мусорного бака. На такси денег не оставалось. К счастью, аджосси оказался в добром настроении и даже помог уложить багаж. Мин Мэй вернулась домой. С кольцом на пальце и без мужа.

Встретили ее ожидаемо – гробовым молчанием. Однако в этом маленьком городке осталось то, что было важнее в данный момент добрых встреч – домик в районе Сонсан-дон, оставленный покойной хальмони2. За который не нужно было платить, и где можно было жить. Небольшой, на три комнатки; и окруженный забором дворик.

Узенькие чистые улочки ветвились между разноцветными домами, рисунки на стенах, вывески, скамейки везде, где можно дать отдых ногам. Воздух в деревне Сихва нес ароматы ленивой неспешности и покоя. Казалось, даже люди здесь ходили иначе, чем в Сеуле.

Но новости смотрели везде.

– Вернулась, – прошептала в спину соседка.

Мин Мэй разогнула спину, потерла поясницу. Обернулась, соседке улыбнулась. Про себя отметила, что она совсем не изменилась за пять лет, что прошли с их последней встречи: те же волосы до плеч, забранные заколками с висков, тот же испытующий взгляд, очень хорошо работавший на ее муже, добрейшем Ли Че Дуке. Сын их, Юонг, в то время еще не дорос, чтобы задумываться о его значении, потому Мин Мэй помнила мальчика как большого непоседу.

– Онни!

– Мама Ли Суонга, – прищурилась соседка, сразу установив между собой и бывшей подругой черту. Оглядела чемоданы, уперла руки в бока. – Надолго, что ли?

Мин Мэй виновато улыбнулась.

– Надеюсь, не буду вас стеснять, госпожа. Так вышло, что мне пришлось.

Спрашивать о причине даже у Ен Хо не хватило наглости. Солнце жарило, стоять дальше у забора становилось невмоготу. Тем более заметила, как свободное платье облегает выступающий живот соседки, и как та придерживается рукой за камень. Смягчилась.

– Раз надолго, могу спросить мужа, не нужна ли ему помощь в чистке осьминогов.

Мин Мэй на миг прикрыла глаза, благодаря судьбу за то, что все же вспомнила о ней.

– Спасибо! Мама Ли Суонга, я буду очень признательна за работу!

– Чего уж там, – проворчала Ен Хо и сама взялась за один из чемоданов. – Иди в дом, нечего на жаре стоять, а то бабушка твоя припомнит мне такую встречу на том свете. Еще и свалишься, возиться потом с тобой. Рассчитаешься, приглядев за Юонгом.

Жители Сихвы все же оказались не такими бессердечными, чтобы изводить беременную женщину. Посудачили месяц – два, а потом надоело самим. Помогло расположение Ен Хо, ровный характер самой Мин Мэй, улыбкой отвечающей на шипение, прекрасная погода, в которую ругаться казалось пустой тратой времени, а также слова двух старушек, живущих ниже по улице, напомнивших слишком уж ретивым ненавистникам их собственные огрехи, которые, если о них и забыли, никуда не делись. Так все поняли, что ничего не забылось, и языки придержали.

Мальчик Ен Хо оказался прелестным ребенком, смышленым третьеклассником, не доставляющим совершенно никаких хлопот. Если родители были заняты на рынке в своей лавке, то он тихонечко выполнял домашнее задание в одной из комнат домика Мин Мэй. Благодарил за еду и мыл за собой посуду. Мин Мэй частенько заглядывала к нему, переживая о тишине. Потом присаживалась рядом, решая с ним задачки. Не однажды Ен Хо, приходя за сыном, заставала его и соседку за обсуждением выбора решения.

– Почему бы тебе не пойти учиться? – предложила как-то она. Мин Мэй искренне рассмеялась, что Ен Хо восприняла как вызов. С тех пор не уставала затрагивать тему университета при любом удобном случае.

Мин Мэй в то же время тайком рассматривала чертежи того самого моста, которые забрала из Сеула. Черновые варианты, которые Му Хён держал дома. Ничего в них не понимая, приходила в отчаяние. Читала статьи и соображала, что разбираться нужно с азов.

Наступила осень, дни становились все холоднее. На заработанные деньги купила в дом обогреватель. Вечерами тоскливо было сидеть в стенах, поэтому, закутавшись в бабушкину куртку, выходила во двор. Смотрела на звезды, определенно светившие ярче, чем в Сеуле. И думала, что зря они с мужем не остались здесь. Виды с вершины Юдальсана после заката были ничуть не хуже, чем с Намсана, а воздух чище, и люди добрее. Жили бы себе, растили ребенка.

Свидания с мужем не разрешались, оставалось только писать ему письма; ответы на них не получала. И еще сильнее отчаивалась. Ен Хо возмущалась так, что привела своих подруг для поддержки. О Хоа, милейшая женщина, явившаяся знакомиться с полными сумками закусок, и Чан Су Мин, вида которой Мин Мэй сначала испугалась. Но, несмотря на обесцвеченную завивку и чересчур яркий наряд, онни оказалась очень отзывчивой и принесла в подарок шерстяной плед, связанный ею же и оказавшийся очень кстати.

Когда Ен Хо, со вздохом снимая с плиты тукпеги3 с ччигэ4 и ставя его на стол, поинтересовалась, будет ли Мин Мэй разводиться с бесчувственным мужем, сама хозяйка расплакалась. Су Мин, с досадой цыкнув на подругу, бросилась за салфетками.

– А что? – возмутилась Ен Хо. – Все говорят, что и женщина у него…

– Женщин что, не пускают? – торопливо перебила Су Мин, уже пиная Ен Хо ногой. – Что, если поехать к нему? Узнать? Письма могут затеряться…

– Поханг, – убито выдавила Мин Мэй и соседки переглянулись, поняв, что к берегам Японского моря, через всю страну беременная женщина не отправится, к тому же не имея лишних денег на такие поездки. Не зная, что сказать в этом случае, Хоа похлопала Мин Мэй по спине и протянула еще одну салфетку.

– Все будет хорошо, вон Су Мин-а вообще решила, что кот лучше мужа, – сказала наигранно бодро и поставила чашу с рисом поближе. Послала виноватую улыбку для Су Мин, но та без конца твердила именно это на все вопросы о замужестве. – Совсем молодая еще, двадцать три года всего. Вот родится малыш, сможешь пойти учиться…

Ен Хо подмигнула, а Мин Мэй мысленно простонала, сообразив, кто подает такие идеи.

Октябрь порадовал мягкой погодой, духота сменилась свежестью, отдающей солью и привычным запахом водорослей. Только по ночам становилось все холоднее.

В один из таких вечеров у забора она обнаружила мальчика лет тринадцати – четырнадцати, сидевшего на земле, спиной к камням. Подтянув к груди ноги, опустив между ними голову, он затаился так, что и не заметила бы, если б не фара проехавшего мопеда, свет которой выхватил из темноты скрюченную фигурку.

Мин Мэй испугалась: час был довольно поздний, ребенок на улице один.

– Ребенок, – присела и попыталась его разглядеть. Мальчишка вздрогнул, только сильнее закрыл лицо. – Где твои родители?

Он шмыгнул носом, замотал головой, что Мин Мэй скорее угадала, чем увидела. Вздохнула. Глянула на ряды домиков по улице, на их темные окна. Представила, как поднимает хозяев из постели, чтобы они проводили мальчика в полицейский участок.

– Пойдем со мной, – сказала. – В дом, я позвоню в полицию. Раз ты потерялся, то тебя наверняка ищут. Родители…

Мальчишка потянул ее за край юбки. Шумно сглотнул.

– Нуна, – голос хриплый, простуженный. Ломающийся то ли от возраста, то ли от долгого плача. Начал вставать; неуклюже, упираясь ладонями в землю. – Нуна, не надо полиции. Я уже ухожу. Простите, что напугал вас.