Поежилась, проглотила слезы. Плотную ткань намочила всего немного, поспешно растерла слезинку и взяла кеды, чтобы сравнить размер с теми, что мальчик оставил у входа. Проходя мимо ванной комнаты, услышала шум воды. Стукнула в дверь.

– На полке под зеркалом лежит мочалка. В упаковке. Можешь ее взять.

Кеды мужа оказались на размер меньше, чем нужно было, и Мин Мэй неожиданно расстроилась, поняв, что ребенок их надеть не сможет, либо разотрет себе ноги. Вздохнула, отнесла обратно. Ён все еще не вышел, использовала это время для разогрева позднего ужина. После визитов О Хоа всегда оставался полный холодильник контейнеров с закусками, так что накрыть стол быстро труда не составило. Разогрела только рыбный суп и манду6, в чашу выложила отваренный рис. Кимчи, немного грибов, в мисочке – несколько последних ломтиков пулькоги7. Отошла, осмотрела, решила, что ребенку для насыщения будет достаточно.

Но, когда Ён появился из ванной комнаты, тощий, весь какой-то острый, длинный, начала в этом сомневаться. Казалось, ему вдобавок ко всему еще не помешала бы кастрюлька нанмёна.

– Садись, – предложила. Мальчик торопливо осмотрелся, как ожидал обнаружить в комнате отряд полицейских.

– Нуна…

– Я никуда не звонила, – терпеливо Мин Мэй придерживала рукой спинку стула. – Сядь и поешь. После я посмотрю, что с твоим лицом.

Осторожно ребенок бросил взгляд на стол. Сглотнул. Вытер ладони о кофту подаренного ему костюма. Поднял голову и Мин Мэй наконец рассмотрела его; поразилась его глазам. Ореховым, почти желтым, точно как у тигра, которого видела в зоопарке. Один в один печальным, лишённым надежды. На губе застарелая болячка, на скуле разливался багровый синяк. Знал, как выглядит, поэтому за волосами спрятался очень быстро. Сложился под прямым углом, сел, весь деревянный. Рук его Мин Мэй все так же не видела.

– Я никого не бил, – быстро сказал.

Мин Мэй украдкой рассматривала Ёна. Это, кстати, была проблема – пройти ночью по улицам было невозможно, уже столько побитых и покалеченных отвозилось в больницы, что давно бросила смотреть новости. И дети попадались, из-за чего могла довести себя до истерики.

Села напротив мальчика.

– Ён, – сказала. – Ты уже не маленький, я не могу тебя кормить. Может, ты все же сам?

Ён медленно вытащил на свет одну руку. Одни пальцы, скорее, так натянул манжет рукава. Добрался до палочек, потянул их на себя, уложил в ладони. И опять замер, не решаясь нарушить красоту перед собой. Только раздувались ноздри, втягивая запахи.

Боялся. Нервничал. Не мог понять, откуда это все и что с него потребуют за заботу. Мин Мэй понаблюдала немного за тем, кого привела в дом.

– Я скоро стану мамой, – негромко проговорила. Ён неловко кивнул, он заметил. – И отношение к детям у меня особое. Понимаешь? Не могу допустить, чтобы ты в таком виде, голодный и замерзший, шел туда, где тебя ждут. Наверное, те люди находятся далеко, поэтому поешь, согрейся. Потом только иди. Хорошо?

Мальчик неуверенно кивнул и сжал в пальцах палочки. Ногти посинели, а Мин Мэй почти расслышала хруст суставов.

– Ешь, – сказала как можно мягче. Глаза скользили по влажным волосам, которые Ён то и дело заправлял за уши. – Хочешь, я тебя подстригу немного? Чтобы не мешались волосы?

Не давала покоя мысль, откуда он, этот Ён, без фамилии, телефона и с именем, вызывающим только недоумение. Может, поругался с родителями, хотя покидать при этом дом было крайне глупо. Но… Дети есть дети. Сбегать от взрослых заложено в них с рождения.

А, может, она чересчур доверчивая и приютила малолетнего преступника, который перед этим обокрал какого-нибудь добропорядочного старичка, старушку, а, поняв, что попался, притворился несчастным. Ведь… Дети есть дети, искусство водить всех за нос заложено в них с рождения.