«Как я могу помочь?» – хотела спросить вслух я, но получился еле слышный шепот.

Никакого гласа с небес, конечно же. И даже голоса в голове. Что хочешь, мол, то и делай с этим новым знанием. А хотела я только рыдать в голос. Зато плач этот оказался самым нужным, долгожданным, освобождающим, как первый крик новорожденного, как первый вдох спасенного утопленника, как утренние лучи солнца, выдернувшие тебя из кошмарного сна. Невыносимо хочется, чтобы они жили, чтобы жизнь торжествовала повсюду и вопреки всему. Может быть, если я смогу понять, как спастись самой, то смогу спасти и их? У меня ведь большой опыт выживания, я ведь и раньше каким-то чудным образом выныривала на поверхность. Надо только вспомнить, как. Надо вспомнить.

Мой самый большой страх – проживать день за днем еще много лет.

Из моих дневников

Я никогда и никому не желал зла. Всеми своими силами я добивался лишь одного – собственного исчезновения. Каждый раз, когда закрывал глаза, я мечтал лишь о том, чтобы от меня не осталось и следа.

«Рассеивая сумрак», Сэм Альфсен

Он шел вдоль трамвайных путей, прихрамывая из-за огромной мозоли, натертой новыми ботинками, и проклиная свою жизнь. Пиджак смялся и пропитался потом, стаканчик эспрессо-тоника приятно охлаждал руку, но дальше по телу эта прохлада не распространялась. Сухая жара стояла в Москве уже третью неделю, а их все еще заставляли надевать в офис пиджаки и брюки. На совещаниях стоял такой запах, что Витька удивлялся, как все могут сохранять серьезные лица. Боже, как же он ненавидел свою работу! Сборище тупиц, которые строят из себя бизнесменов, а сами не могут донести кофейные стаканчики до мусорки. Все одинаково серые, оплывшие, с красными глазами, грязными воротниками рубашек. Они ходят вместе обедать (Витьку как-то позвали с собой) и весь перерыв говорят только о том, как увеличить продажи, на что лучше ловить окуня и кто как часто и в каких обстоятельствах изменяет жене. На последней теме он не выдержал и, сославшись на недоделанные задачи, ушел.

Сегодня же был особенно гнусный день. Прямо как в кино: и проспал, и кофе убежал, залив плиту, и такси не удалось вызвать. В автобусе с одной стороны прижимался огромный мокрый мужик, а с другой дурно пахнущая кошачьей мочой старушка. Разве что машина из лужи не окатила, спасибо жаре. Весь день он с усилием фокусировал взгляд на бегающих строках документов, а потом и вовсе не мог вспомнить таблицу умножения и полез в калькулятор. «Виктор Андреевич, вы в каких облаках витаете? Свои показатели за последний год вообще видели?» – начальник отчитывал его, а Витька все не мог оторвать взгляд от огромных мокрых пятен над выступающим животом этого придурка и думал только о том, как будет вечером оттирать с плиты застывшие разводы от кофе.

К чему притворяться, так прошел не только сегодняшний день, но и последние год и два месяца. Так стало с тех пор, как из его квартиры исчезли звуки гитары и нежного голоса, запахи выпечки, китайских приправ и лимонных духов, а вечернюю темноту больше не разгоняли десятки ароматических свечей. Витька не позволял этим воспоминаниям заполнить мысли и прогонял метлой, стоило им появиться в дальних уголках сознания. Но сегодня он позволил себе слабость. После тяжелого дня зашел в ту самую кофейню напротив фонтана. И дал волю воспоминаниям нахлынуть:

– Ой, простите, – Витьку почти сбила с ног очаровательная блондинка со светло-карими большущими глазами и в странной рубашке в заплатках.

Она неловко хихикнула и вобрав голову в плечи протиснулась к выходу из маленькой кофейни, держа обеими руками огромный стакан эспрессо-тоника. Витьке не потребовалось долго думать. Он просто пошел за ней, будто околдованный песней русалки. В этот день он впервые почувствовал себя живым и не расставался с этим распирающим грудь и голову ощущением, держа ее руку до самой смерти. Ее внезапной смерти.