– Хватай ребенка! – бросил Гловач Стасю, который, тоже выхватив свой широкий клинок, бешено пучил глаза на бывших союзников, не решаясь кинуться на них – с его-то габаритами он был для обоих стрелков превосходной мишенью. Может, в шевелении извилинами здоровяк не слыл специалистом, но уж в деле моментального и максимально оперативного отклика на четко поставленный приказ с ним, наверное, мало кто мог поспорить. Девчонка коротко пискнула, когда он подхватил ее под мышку и припустил вдоль берега. Мелкая брыкалась, изворачивалась, дрыгала руками и ногами, ни на секунду не затыкая писклявый фонтан рыданий. А по пятам за своей покровительницей и ссутулившимся поляком, который, видимо, решил, что втянутая в плечи голова создаст неудобство для прицеливания, с нудным и надрывным лаем семенила лохматая крыса семейства собачьих.

Гловач, беглым взглядом заплывших глаз оценив маневр отступления своей подручной гориллы, цепко глянул на двоих оставшихся валяться на земле пленников. Не нужно было обладать запредельной проницательностью, чтобы понять – в сложившихся обстоятельствах перед ним встал выбор, кто из них может оказаться более ценен. Волочь разом обоих явно не представлялось возможным. Телохранительница, судя по всему, пришла к аналогичному выводу. Ругнувшись сквозь стягивающую рот повязку, она перекатилась на бок, встала на колени и, одним махом вздернув себя на ноги, припустила следом за Стасем. Со связанными за спиной руками бег выходил далеким от олимпийских эталонов, а крыльями развевающиеся полы жупана в любой миг могли стать причиной падения. Но верную няньку, похоже, занимали только рев удаляющейся в неизвестные перспективы воспитанницы и вероятность потерять ее из виду. Или – из жизни. Тугой хлопок тетивы – и басовито прогудевшая где-то над Денисовой головой стрела сбила улепетывающего великана с ног.

Вскрикнули сразу все. И девчушка, кувыркнувшаяся куда-то в медвежьих объятиях поляка, и ее пестунья, грохнувшаяся на колени то ли от отчаяния, то ли запутавшись-таки в длиннополом «пальто», и даже Гловач. Привычная отожравшаяся деловитость на его лице сменилась выражением крайней степени досады.

Правда, Денис не смог бы сказать точно, сумерки ли это сыграли с его зрением оптическую шутку или нет, но ему показалось, что короткий болт самострела, клюнув в ссутуленную спину громилы, вовсе не продырявил ее, а отскочил куда-то в сторону. Правда, о вопросе излишней фантастичности происходящего он позабыл тут же. Спрятавшийся за дерево лучник выгадал-таки момент и выпустил в продолжавшего бестолково торчать во весь рост десятника стрелу. Тонко пропев свистом оперения, она угодила поляку точно под изящно закрученные неприхотливыми узорами планки галунов. По задумке лучника, стрела должна была продырявить ему живот, разодрав кишечник.

На долю мгновения Денис даже пожалел поляка.

До того самого мига, как стрела, треснув у железного наконечника брызгами щепок, отлетела от толстяка, словно от железного дровосека из сказки.

– Да завалите ж его!

Мокрый, с вымазанными землей штанами и изгвазданным зеленоватой ряской зипуном, как наиболее уродливая русалка, выбрался из прибрежных топей проводник.

Возившийся до сих пор с перезарядкой арбалетчик вскинул наконец оружие к плечу и, даже не особо прицеливаясь, дернул за спусковую скобу. Расстояние между ним и Гловачем вряд ли составляло более трех десятков шагов, и промахнуться по такой максимально удобной по габаритам и минимально подвижной по комплекции мишени было сложно. Он и не промахнулся. Басовито прогудев в загустевшем от напряжения ночном воздухе, болт врезался точно в середину груди поляка. Но звука перерубаемых костей и треска рвущейся плоти Денис снова не услышал. Только непонятный короткий металлический звяк. Будто Гловач и вправду вдруг превратился в металлическую болванку. Правда, эффект выстрел в упор все же возымел. Досадливо крякнув, десятник грохнулся всеми своими полуторацентнеровыми потрохами на задницу, выронив из рук и саблю, и пистолет.