– Помилуй господи! Что ты тут делаешь, мальчуган?

Ребенок зашевелился.

– Я… хочу… есть…

– Есть? – повторил Микэль. – Создатель, кругом веселятся, пляшут, а он голоден, как бездомный щенок! Пойдем, пойдем скорее, сам Бог привел тебя к матушке Франсуазе. Как тебя зовут?

– Ио-ганн…

– Где ты живешь?

– Нигде…

– Как – нигде? Можно ли не иметь угла такому несмышленышу? Кто твои родители?

– Они… – Мальчик запнулся. Горло его перехватила спазма.

Широкое лицо старика склонилось к самой голове мальчика, и рыжие ресницы часто-часто заморгали.

– Где же они? Говори, не бойся.

– Они… умерли…

Микэль растерялся. Прижимая плачущего мальчика к себе, он открыл дверь.

Первая комната была почти пуста. Все столпились у входа в соседний зал, откуда доносились задорные звуки флейты, смех и топот ног. Один лишь маэстро Якоб Бруммель из Гарлема не торопясь прихлебывал пиво и в такт напеву флейты раскачивался на стуле. Увидев вошедших, он приветливо заметил:

– Поздненько, поздненько! Хозяйка, пожалуй, и не угостит вас больше своими чудесными пирожками. Все простыло. Зато там, – он показал на следующую комнату, – жарко, как в печке.

Микэль подвел к нему мальчика и шепотом объяснил, в чем дело. Ребенок недоверчиво посмотрел на Бруммеля и ухватился за край куртки старого слуги.

– А ты меня не бойся, – сказал маэстро. – Твой новый приятель сейчас же вернется, только принесет тебе чего-нибудь поесть. Не хочешь со мной говорить, давай споем. Не хочешь петь, помолчим. И так и этак я согласен, лишь бы ты скорее отогрелся и успокоился. А вобще такие дети, как ты, меня любят. У меня самого есть две маленькие девочки: Эльфрида и Ирма…

Мальчик внимательно слушал.

Микэль пробрался в соседнюю комнату. Там веселье было в полном разгаре. Белые передники Розы и Берты летали птицами мимо толпившихся любопытных. Молодые люди, притопывая ногами, лихо выделывали замысловатые фигуры танца. Студент за неимением пары плясал в обнимку со стулом. Столы убрали, посуду составили на подоконники. Несмотря на отдернутые занавески и раскрытые рамы, стояла душная жара. Под потолком клубился дым от трубок. Франсуаза, румяная и довольная, смотрела издали на танцующих и улыбалась. Она сразу всполошилась, когда Микэль рассказал ей о том, что нашел мальчика.

– Это в сегодняшний-то день – голодный человек? Ай, стыд какой! Роза, Берта, которая-нибудь! Да нет, нет, пляшите, бог с вами, я сама.

Она подбежала к Иоганну, присела перед ним на корточки и заахала:

– Да как же ты испачкался, голубчик! Иди, иди сюда скорее! – И потащила ребенка на кухню.

Микэль с умилением смотрел, как опытные руки быстро умыли мальчика, пригладили его сбившиеся светлые волосы, сменили грязную рубашонку на чистую женскую кофту, а на ноги надели новенькие деревянные сабо. Не успел мальчик опомниться, как уже сидел на подушке, подложенной на сиденье, и жадно ел горячую кашу с молоком.

– Ешь, ешь! – приговаривала Франсуаза.

– Ешь, сколько живот вмещает, – подхватил Микэль.

Мальчик, как насосавшийся котенок, отвалился наконец от стола и блаженно улыбнулся.

– Спа-си-бо… – прошептал он застенчиво.

Франсуаза погладила его по голове:

– Да какой же ты славный, приветливый!

– Его зовут Иоганн, – подсказал гордый находкой Микэль.

– Иоганн? – Глаза Франсуазы наполнились слезами. – Так звали и моего сыночка. Он умер у меня грудным… Откуда же ты, Иоганн?

– Из Мариембурга, – отвечал мальчик.

– Из Мариембурга? В какой же это стороне? – спросил Микэль.

Мальчик неопределенно показал в окно:

– Там… далеко… в Нидерландах…

Якоб Бруммель подошел ближе.

– А сейчас где ты? – спросил он. – Это же Брюссель, главный город Нидерландов. Столица.