– А полиция тут при чём? ― от волнения я снова задрожала, ― родители разыскивают, да?

Доктор внимательно посмотрел, держа руки в карманах белого халата. У него было очень напряжённое выражение лица, добрые глаза и печально опущенные уголки губ. Помедлив, он осторожно спросил:

– Ты и правда не помнишь, что случилось?

От этого вопроса я всхлипнула, вытирая слёзы:

– Вот и доктор не верит, что же делать?

Наклонившись, он вздохнул:

– Вообще-то, я не должен этого говорить, да, если честно, почти ничего и не знаю. Но слышал, что рядом с тем местом, где тебя нашли, ну, как бы помягче сказать… обнаружили несколько мёртвых подростков примерно такого же возраста. Возможно, ты единственная, кто выжил. Поправляйся, девочка, и пусть память поскорее вернётся. Будь сильной, желаю удачи, а она тебе понадобится, поверь.

Он ушёл, а я лежала, потрясённая его словами:

– Нашли в крови, какие ещё мёртвые люди? Единственная выжившая… ― это было уже слишком, ― зачем только доктору понадобилось так меня пугать? Разве не понятно, каким ударом стали его слова, я ведь и так в шоке. Возможно, он решил, что клин клином вышибают…

Схватившись за поручень кровати, потихоньку подтянулась и села. В груди разливалась ноющая боль, дышать было невыносимо трудно, и голова шла кругом… Я беспомощно глотала сухой больничный воздух, а он никак не хотел двигаться внутрь. Казалось, ещё немного, и не выдержу, умру на месте. А потом внезапно всё прошло ― меня отпустило: дышать стало легче, и голова прояснилась. Потому что я всё вспомнила и упала на кровать, почти теряя сознание…

Так и лежала, уставившись в потолок, кружившийся всё медленнее и медленнее, наблюдая боковым зрением, как вокруг суетятся знакомые медсёстры. Немного подождав, попробовала пошевелить губами, прислушиваясь к звукам собственного хриплого голоса:

– Я ― Ася Трифонова, улица генерала Смирнова, дом пять, квартира восемьдесят два, телефон…

Как заведённая, несколько раз настойчиво повторила имя, адрес и номер мобильного, пока на меня, наконец, обратили внимание и прислушались к словам. И только после этого выдохнула, закрыв глаза. Было слышно, как оживлённо переговаривались медсёстры, кто-то побежал, и из коридора донеслось пиликание набираемого телефонного номера.

– Спасибо, мамочка, что с детства заставляла дочку назубок учить домашний адрес, который, правда, часто менялся. Мамуля, я знаю, что тебя больше нет рядом, но ты так мне нужна, ― я мысленно разговаривала с ней и сглатывала слёзы, ругая себя за это.

Раньше у меня не было привычки плакать ― даже если наказывали или ругали, обижали и смеялись в лицо ― только усмехалась в ответ.

– Ну что за девчонка, и в кого она у нас такая? ― любил, улыбаясь, повторять папа, а мама всегда отвечала:

– В тебя, красавчик, в кого же ещё…

А теперь вот ревела по любому поводу…

― Папа… Что же такое случилось, что я ни разу о нём не вспомнила? Он же, бедный, наверное, сходит с ума. Ещё бы: обещала вернуться не позже десяти вечера, и пропала…

Разговоры вдруг стихли, и я услышала знакомое покашливание. Он пришёл, тот неприятный полицейский, от которого по коже бегали мурашки.

– Доброе утро! Слышал хорошие новости ― к Вам, Ася, вернулась память. Ну, не будьте букой, открывайте глаза, нам о многом надо поговорить.

И хоть сказано это было спокойным, даже ласковым тоном, почувствовав в его голосе скрытую угрозу, я приоткрыла один глаз. Он стоял рядом с кроватью, чуть сгорбившись, в том же тёмном, как и в прошлый раз, плаще, не отводя неприятного взгляда. «Практиканта» сегодня с ним не было, и меня так и подмывало спросить, где же он потерял