В начале нулевых, на волне популярности книг о мальчике со шрамом на лбу, я понял, что я один на всем белом свете знаю, что Том Реддл был родом из маленькой деревни Яя в Кемеровской области. "Дорогие товарищи яйцы!" – заявил однажды какой-то высокий партийный чин с первомайской трибуны… Яйцы ржали так, что чуть не сорвали первомайскую демонстрацию, а это высказывание вошло в легенду.

Ну, в общем, мама из Яи поехала поступать в Новосибирск, в медицинский, а Том Реддл – в Хогвартс. Такая вот история.

Но вернемся к моей истории. Никогда, слышите, никогда, сразу не опускайте отмороженные конечности в горячую воду. Это больно. Мои ступни разбарабанило раза в два, они налились красным с малиновым оттенком, и еще несколько часов приходили в норму. Ну, хоть не отвалились, и на том спасибо.

С тех пор у меня постоянно мерзнут ноги. Я довольно-таки морозустойчивый, не боюсь ни холодных ветров, ни ледяных объятий Сибири. Но ноги всегда держу в тепле, ибо кровообращение в них так и работает через пень-колоду. И едва начиная замерзать, ноги вспоминают только тот день в декабре 1997-го, и всячески сигнализируют мне о том, что такого ебалая как я, на всем белом свете не найти!

P.S. А спонсор этой заметки – ночной возглас супруги: "Ааааа, в рот тебе ноги, не трогай меня своими ногами! Почему ты весь – теплый, а ноги у тебя такие холодные? Высунь их из-под одеяла, пока я не замерзла!"

Многое в нашей семейной жизни связано с Мертвой Заводью. Ноги, например…

История эта произошла, когда мне было лет так 13-14. Надо сказать, что уже в этом возрасте я был довольно высоким мальчиком. Ввысь я вытянулся быстро, так что к этому возрасту во мне было где 165-170 см. Я был щуплым, дрищеватым, но уже очень многим взрослым я смотрел прямо в глаза, а не снизу вверх.

И вот стою я в очереди в магазине. Как сейчас помню: очередь была за хлебом. Небольшая такая очередь, минут на 10. Мелочь, по временам 90-х. Стою, думаю о чем-то своем, очередь вяло движется вперед, и тут что-то произошло. То ли очередь всколыхнулась, вынудив меня сделать шаг назад, то ли я слишком ушел в себя и пошатнулся, то ли вообще всколыхнулась земная твердь. Не знаю. Важно то, что я сделал шаг назад и почувствовал, что наступил кому-то на ногу.

Кто-то, стоявший за моей спиной, смолчал, но я был вежливым молодым человеком, и счел, что нужно извиниться перед пострадавшим. Для этого я обернулся.

Обернулся, и замер, потому что смотрел я не в глаза своему собеседнику, и даже не на галстук или верхнюю пуговицу рубашки. Передо мной был брючный ремень, и блестящая пряжка со звездой. Как сейчас помню эту пряжку и эту звезду… А еще отчетливо помню свое безграничное удивление. Ну не привык я с пряжками разговаривать…

Медленно-медленно я стал поднимать голову вверх. Задирать, я бы сказал. В этом мужчине было как минимум два метра роста, а может и все два десять. Наверное, секунд пять у меня ушло на то, чтобы поднять глаза настолько высоко, чтобы встретиться с ним взглядом. Сделав это, я испуганно икнул, потому что в этом взгляде отчетливо читалась ненависть. Но от своей изначальной задумки я не отказался. Ведь я виноват, я наступил ему на ногу…

– Ик… Извините! – сказал я.

Голиаф смерил меня взглядом, полным ненависти и презрения. Голиаф открыл рот и изрек самое страшное проклятье, которое когда-либо налагали на меня. Мне желали скорой смерти бабки в автобусе, мне желала импотенции одна девушка, желала никогда не встретить своей любви одна цыганка… Телефонный шутник сказал, что мне осталось жить семь дней! Все это меркло на фоне проклятья, которое обрушилось на меня тогда, в 1996 или 97-м году, практически с небес.