Священный пенопласт, который так ненавидели распаковщики и обожали упаковщики, идеально подходил для транспортировки хрупких грузов. Старинный короткий меч, лежавший в ящике на столе перед Моной, был более чем хрупок. На деревянный контейнер наклеили все существующие варианты предупреждения: «Ни в коем случае не трогать».

Невзирая на это, череп Бербель парил низко над клинком, чтобы внимательно его рассмотреть.

– Как интересно! По-моему, в него кто-то вселился.

Ее голова повернулась вокруг своей оси, при этом тело, одетое в бордовый бархатный костюм, держалось в углу комнаты, чтобы не подцепить пенопластовые шарики.

Борису сильно досталось от этого упаковочного материала. Солист группы «Отгробовано», красующийся у него на футболке, словно тонул в снежной буре. Не переставая судорожно отряхиваться, Борис пытался правильно расшифровать указания по мерам безопасности. – Ничего себе! Редко мне доводилось читать подобную чушь. Не передвигать, не прикасаться, не облизывать? Не уверен, что хочу услышать связанную с этим историю. Я возмущен. – Его передернуло. – И как же нам тогда разместить сей драгоценный экспонат в витрине? – спросил он, обращаясь к профессору, который копался в другом ящике с реликвиями.

Между тем пушистые седые волосы старика были уже сплошь усеяны белыми шариками, и Мона с трудом разглядела его лицо под слоем пенопласта.

– Да, очень сложный случай. Тут нужны связанные с любовью бабушкины перчатки, – объявил он, при этом выплевывая через стол белые пенные комочки.

– Прошу прощения? – поморщился Борис.

– Любовь, Борис, любовь. Лучше всего бабушкина, они обычно любят ни за что, – фыркнул Копролит, как будто в такой рабочей методике не было ничего необычного.

Ну, во всяком случае, для Моны так и было: сама едва в это веря, после слов профессора она достала пару перчаток-прихваток, желто-красный цветочный узор которых лишил эту сцену всякой мистики. С тех пор как она активно занялась настоящим изучением проклятий, каждый день приходилось сталкиваться с неизвестными ей ранее, казалось бы, абсурдными способами очищения, о которых в Университете магии никто даже не упоминал.

И да, часто решением проблемы действительно являлась любовь.

– От моей сводной бабушки. Она постоянно вяжет мне новые из-за горящих ладоней, сами понимаете.

Мона кривовато усмехнулась и надела перчатки. Осторожно просунула руки под меч и подняла его. Тиффи с любопытством потянула к нему маленькие лапки, однако моментально отреагировала на «Эй, эй, эй» от Моны.

– Ну, раз так, – буркнул Борис, отложил инструкцию и встал, чтобы открыть своей коллеге дверь в коридор.

Они заранее подготовили все необходимое для экспоната, и достаточно было один раз закрепить защитные печати на витрине, чтобы сдержать проклятие меча. Согласно данным историков, в клинке спал проклятый дух, который крайне злобно себя вел, когда его будили. Так что вольпертингер составит ему отличную компанию. Бен тоже сегодня выглядел ужасно уставшим. Ради Моны они с Борисом всегда оставались в музее до тех пор, пока ее не заберет с работы Бальтазар. Однако неусыпная бдительность на протяжении последних семи дней постепенно измотала их обоих.

– Собственно, рабочий день окончен, – пробормотала Мона и слегка потянулась, от чего у нее хрустнула шея.

Редко она так радовалась выходным. Они с Бальтазаром практически не виделись из-за его расследований, Мона постоянно находилась под присмотром друзей, а исходящая от Носдорфов угроза все время нависала над ней невидимой тучей. От этой мысли она невольно вздохнула. Затем быстро прилепила на стеклянный колпак последнюю наклейку с печатью и еще раз прошлась вокруг витрины.