Когда танцующие в очередной раз разошлись, девушки-джины позвали меня присоединиться к их танцу. Из ряда юношей мне на встречу вышел широкоплечий рослый красавец с горящими голубым огнем глазами. Он улыбнулся мне тонкими губами, сощурившись, и протянул руку. Тело само несло меня в танец, ноги и руки делали хорошо известные движения без усилия. Меня закружило в магическом хороводе джинов. Партнер нес меня по кругу с такой скоростью, что все цвета вокруг смешалваись и будто сливались с музыкой в один безумный водоворот.

Сквозь ослепляющую все чувства какофонию ощущений прорвался звук голосов:

– Мы ждем тебя, Сурет. Приходи, Сурет.

Но прежде, чем я смогла понять, кто говорит со мной, яркий солнечный луч ударил мне в лицо, и я проснулась, смущенная и сбитая с толку столь странным сновидением.

Но времени предаваться размышлениям о значении этого видения у меня не было. Нурби провел эту ночь в нашей кунацкой, и я знала, что сегодня они с отцом посетят мою гостиную. Нужно было привести себя в порядок до их прихода и убедиться, что унауты приготовят достойное дорогого гостя угощение.

Быстро умывшись и собрав волосы в две тугие косы, лежащие по бокам от лица, я оделась в простую повседневную одежду и выскользнула из комнаты.

На кухне уже во всю шли приготовления к обеду для дорогого гостя. В большом чугунке над огнем наша пожилая кухарка Хуж помешивала деревянной ложкой уже почти готовую пастэ28. Просо совсем разварилось, и густая ярко-желтая паста булькала над огнем, как горячий грязевой источник. Рядом в похожем чане подходило ароматное гедлибжэ29. А из открытой двери доносился насыщенный аромат жареной баранины – соседскому княжичу готовили шашлык из ягненка, которого зарезали этим утром.

Стоило мне войти на кухню, как слуги вскочили на ноги, выражая почтение. Я лишь махнула рукой, давая им знак вернуться к своим обязанностям. А затем занялась тем, для чего и пришла. Первой моей жертвой стало гедлибжэ: я зачерпнула немного соуса и, подув на горячую жидкость, отправила ложку в рот. Объедение. Что ни говори, Хуж отлично готовила: нежный с кислинкой вкус сметаны прекрасно дополнялся насыщенной терпкостью лука и чеснока. Я наклонилась над чугунком и ложкой потыкала куриную ножку, лежащую ко мне ближе всего. Она тоже оказалась восхитительно приготовленной: уже совсем не сырая, но все еще сочная и такая аппетитная, что я с трудом подавила желание вытащить ее из чана и съесть прямо сейчас.

– Все ли в порядке, гуащэ? – спросила Хуж, не поднимая на меня глаз.

– Да, восхитительно, Хуж. Твое кулинарное мастерство заставит позавидовать даже джинов.

– Вы слишком добры, гуащэ, – ответила кухарка, но я почти не слышала ее. Мое сознание вновь захлестнули яркие образы из сегодняшнего сна. От одного воспоминания о сверкающих красках и пьянящем танце духов у меня закружилась голова, и я опустилась на лавку у стены кухни.

– Гуащэ, что случилось? – тут же подорвалась Хуж, выдергивая меня из странного мутящего сознание воспоминания.

– Все… все в порядке. Просто я… – я замялась, пытаясь придумать какое-то оправдание неожиданному головокружению, и тут меня осенило. – Просто я еще не завтракала.

– Что же вы сразу не сказали, гуащэ! – всплеснула руками старая кухарка. Она знала меня с самого рождения и в какой-то мере удочерила меня, лишившуюся матери. Несмотря на то, что Хуж была служанкой нашей семьи и отец мог распоряжаться ее жизнью и жизнью ее семьи по своему усмотрению, она любила меня почти как родную, и я всегда отвечала ей взаимностью. Не успела я и глазом моргнуть, как у меня на коленях оказалось блюдо с немного остывшими пышками и чашка пряного чая с молоком.