Радостная, я скатилась из седла.

– Что тебя так воодушевило? – с сомнением спросил Джамидеж, кося на меня глаз.

– Я знаю, как спасти его! Я дам ему немного молока.

– Хм, может сработать, – тон альпа не изменился, – главное, чтобы и Шертелуко хватило.

– Я буду осторожна.

Я стрелой метнулась к козленку, держа фляжку наготове. Вблизи состояние животного ужасало еще больше. Одна из его ног была сломана настолько сильно, что будто едва держалась на суставе, а хребет попал прямо на острый камень, наверняка переломивший его. В воздухе витал мерзкий запах заветрившейся крови. При моем приближении козленок испугано заблеял и попытался подняться, но его задние ноги не шевелились вовсе.

– Тихо-тихо, малыш, – мягко произнесла я, – сейчас тебе станет легче.

Я наклонилась к козленку и, вскрыв фляжку, влила несколько глотков в рот животному. Истощенный козленок проглатывал влагу, едва она попадала ему на язык.

Я думала, что козленок тут же, как по волшебству, исцелится, но ничего не произошло. Я сделала несколько шагов назад, все еще ожидая чуда, но козленок так и лежал, изломленный, и смотрел на меня полными муки желтыми глазами с прямоугольным зрачком.

– Джамидеж, – тихо позвала я, – почему ничего не происходит?

Конь подошел ближе, громко хлюпая по воде. Он наклонился к козленку, обнюхал его.

– Может быть, ты дола ему недостаточно молока?

Я снова наклонилась к умирающему животному и влила ему в рот еще несколько глотков. Фляжка уже была наполнена примерно на половину, и я знала, что больше потратить я уже не могу.

Я снова отошла и встала рядом с Джамидежем. Мы напряженно ждали, буравя козленка взглядами. Я каждый раз содрогалась, когда несчастный грустно, будто плача, блеял. Мне казалось, что он умоляет меня прекратить его страдания. Время шло. Медленно, будто ползущая по камню улитка. И ничего не происходило. Волшебного исцеления не наступало, перед нами все так же лежал искалеченный умирающий козленок.

– Почему ничего не происходит? – повторила я.

Меня обуял ужас. Неужели это все ложь? Неужели молоко белой лани не может исцелить все болезни? Неужели надежды нет?

Ноги подогнулись от отчаяния, я упала на колени, больно ударившись о камни, и зарыдала. Я колотила руками землю, выла и причитала «почему ничего не происходит?» снова и снова. Мое сознание будто вновь застелил туман, как тогда, когда лекарь сказал, что надежды на выздоровления отца нет. Тогда от отчаяния меня спасла вера в целительную силу молока белой лани. А теперь стало ясно, что это была не более чем байка джэгуако, красивая легенда для глупых гуащэ.

– Что это тут у нас? – звук этого голоса будто окатил меня ледяной водой, приводя в чувство. Я подняла заплаканный глаза и увидела в нескольких шагах от себя Псыгуащэ. Прекрасная женщина с рыбьим хвостом сидела на крупном камне и причесывала состоящие из воды волосы изящным гребнем. Ее лицо выражало презрение.

– Маленькая гуащэ поверила в волшебство? Глупо.

Речная дева посмотрела на искалеченного козленка, чье состояние так и не изменилось.

– Смерть нельзя обмануть. Нельзя отвести.

Псыгуащэ махнула рукой, и ручей, вдруг выйдя из берегов, захлестнул козленка и понес его вниз по руслу к хвосту речной девы. Когда козленок оказался к ней достаточно близко, Псыгуащэ взмахнула рукой с длинными когтями-льдинками, перерезая ему шею и наконец освобождая от страданий. Вода ручья окрасилась в алый, когда из раны потекла густая горячая кровь.

Я не знала, что сказать, не знала, что делать. Я все так же стояла на коленях, а по моим щекам текли слезы. Стоящий рядом Джамидеж тоже молчал, грустно опустив голову и даже не размахивая хвостом, чтобы отогнать насекомых.