Долина, по которой мы двигались, оказалась склоном небольшой горы, резко обрывающейся скалистой пропастью по правую руку, и крутой тропинкой уходящий вниз в теснину по левую. Даже здесь, на высоте, было слышно, как внизу шумит, перекатываясь по камням, горная речка.

– Мы точно сможем здесь спуститься? – спросила я, перевесившись через шею коня и с опаской глядя вниз на покрытую сыпучим мелким камнем тропу вдоль склона.

Джамидеж вновь громко фыркнул, чуть повернув ко мне голову, будто покосившись.

– Седлает волшебного коня и задает такие вопросы!

И он резко, без предупреждения, прыгну вниз на первую ровную площадку на тропе. Я, все еще нависающая над его шеей, едва не вылетела из седла, и должна была бы вылететь, но какая-то неведомая сила вернула меня на положенное место. Я вскрикнула, вцепившись в луку седла, и зажмурилась. Телом я чувствовала, как конь подо мной перепрыгивает с площадки на площадку, легко, будто взлетая и приземляясь, как птица.

После нескольких таких прыжков я наконец осмелилась открыть глаза и чуть разжать окаменевшие пальцы на луке. Отец учил меня прыгать вместе с конем, и я знала, что делать. Но одно дело прыгать через забор дома, а другое – на крохотную ровную площадку над глубокой пропастью. Но для Джамидежа этой разницы будто не существовало. Он быстро скакал по склону, приземляясь ровно в нужную точку так легко, что ни один камешек не летел из-под его копыт. Завороженная, я наблюдала за его грациозными прыжками, привычным движениям балансируя в седле. Страх сменился эйфорией, восторгом, сходным с тем, который испытывает маленький ребенок, когда сильный и уверенный взрослый катает его на плечах или подбрасывает в воздух. Я невольно засмеялась, наслаждаясь развевающим волосы ветром и ощущением полета, и сама не заметила, как оказались у подножья.

Внизу нас ждал влажный, пробирающий до костей холод. Узкая теснина нависла над несущимся вдаль кристально-прозрачным ручьем, чья вода закручивалась в небольшие водовороты на камнях, бурлила и пенилась от скорости течения. А с другой стороны шумел, да так, что все вокруг будто содрогалось, водопад. Белые потоки воды летели вниз из узкого русла на нависающей скале, так высоко, что отсюда его едва было видно. Должно быть, именно об этом водопаде мне и говорил чабан.

Я тронула шею Джамидежа – на рыжей шерсти уже блестели малюсенькие капли воды – и он остановился, позволяя мне спешиться. Движимая внезапным внутренним порывом, который я не могла даже до конца осознать, я подошла ближе к водопаду. Его струи падали на землю, создавая небольшое озерцо и поднимая мириады брызг. Ветер, рожаемый мощью стихии, нес их во все стороны, и вскоре моя бурка блестела от капель, как трава от росы утром. Озеро было не круглым, часть его занимал высокий, спускающийся вниз к воде камень, должно быть когда-то очень давно вымытый там, наверху этой же рекой. Я подошла ближе, забралась на камень и остановилась всего в нескольких метрах от с невероятной силой и скоростью падающей воды. Мокрый ветер дул мне в лицо, расплетая косы. Я поежилась, плотнее закутываясь в бурку.

И вдруг в струях воды я разглядела что-то. Лицо. Сперва я подумала, что мне показалось, но с каждой минутой лицо в белых пенных потоках воды вырисовывалась все яснее. А потом я услышала голос:

– Зачем ты пришла ко мне, дитя?

Осознание обрушилось на меня, как водопад передо мной. Со мной говорила Псыгуащэ45, дева рек. Ее лицо, сотканное из воды, было прекрасно. Вода сплеталась в ее косы, тянущиеся до самого озерца внизу.

– Может, ты принесла мне в жертву Ханцегуащэ