– Я родом с Джайиндова удела, самого севера, но и в нашем суровом климате люди моются, а по твоему шлейфу я могу угадать не только масть твоего коня, но и его возраст.

Путник в накидке, полностью скрывающей лик, никак не отреагировал. Это только раззадорило Ингу и музыкантов.

– Солёная северянка со сладким голосом обращается к тебе, куча, – ложечница ткнула пришедшего мужчину вяленой рыбой. Тот снял капюшон и распахнул накидку.

Бритая голова, лицо полностью вытатуированное, глаза полыхали пламенем, нет, не отражали светочи обеденного зала, но источали свой собственный свет. Мужчина достал меч, мало кто мог заметить откуда, он взмахнул им, и ложечница сложилась на полу, как разрезанная бумажка. Инга завопила, как и добрая часть собравшихся, все ломанулись к выходу. Вперёд остальных бежали скоморошьи менестрели. Но незнакомый никому путник обозначил, что хочет, чтобы все остались внутри, он метнул меч, воткнувшийся во входную дверь. Естественно народ попятился, развернув головы на мужчину. У того в руках был ещё один клинок! Откуда он их брал, кто ж ответит. Из воздуха будто ткал.

– Кто здесь вместе с солёной девицей? – голос путника скрежетал, как лёд о сталь.

Инга собрала волю в кулак:

– В этих краях не принято так реагировать на шутки.

– Откуда тебе знать, что здесь принято? Выходи на улицу и собирай свою пьяную компанию. Остальные могут остаться.

Несколько безрассудных кроссвиндцев попытались оглушить иноземца, убившего ложечницу, но результатом стало лишь то, что и они пали от руки оскорблённого путника. В итоге Солёную Ингу и её труппу вытолкнули из таверны наружу. И лишь твой отец, Волэн, отправился на воздух с менестрелями. Прошёл час, иноземец вернулся.

– Тот, кто дерзнёт мне, – объявил он присутствующим, – будет висеть у входа в посёлок рядом с остальными. Тот, кто посмеет снять тела с виселицы – навлечёт на себя моё проклятие.

Убийца ушёл».

Волэн плюнул в сторону, хотя ему хотелось сделать это прямо в лицо аптекарю, а также всем, кто был в ту ночь в «Горячем быке»:

– Пойдём со мной, Андерс.

– Куда?

– Будешь искупать своё прегрешение.

Аптекарь с трудом поспевал за Волэном, превозмогающим шквал эмоций. Надсон-Нарбут двигался уверенным со стороны шагом к дереву висельников. Мыслей о видении, посетившим ветерана по прибытии, не было. Желание покончить с памятником кровавого беспорядка всецело лидировало.

– Что ты хочешь сделать?

– Мой отец не будет более пищей для воронья, довольно. Боишься навлечь на себя проклятие иноземца? Не бойся, я сниму все тела собственноручно, но ты поможешь мне их похоронить.

– Ох, до кладбища мы…

– Мы построим курганы под деревом, – перебил Андерса Волэн, остановившись. – Пусть этот обиженный путник вернётся, как обещал, и ответит за то, что огорчил меня. Только вот, мы-то знаем, что никто сюда не вернётся. А жаль.

Надсон-Нарбуту показалось на секунду, что на лице старика, обогнавшего его, проскользнула гримаса несогласия. Ветеран предпочёл это проигнорировать, пока.

– Не думал, что ты вернёшься, – пробормотал Андерс.

– Неужели? Думал, сгину на войне?

– Вотан с тобой! Я молился о здравии и твоём, и всех воинов. Волэн, ты выдвинулся к крепости Врорк, когда войска Заспиана только стягивались к Ниглертоновской заставе. Военного положения и призыва к мобилизации по Скайсдору ещё не было. Совет ярлов лишь набирал добровольцев для усиления позиционных районов, чтобы повысить готовность сдержать первый удар, если он будет. Я прекрасно понимаю, что всё из-за твоей дочери, и жены конечно. Все судачили о том, что тебе противен теперь сам Кроссвинд, как напоминание. Были те, кто говорил, что ты не оставишь память…