Мы, как первоклашки, почему-то находились на четвертом этаже общежития, а поскольку лифта тогда не было, по лестнице заходили на свой этаж. Это было весьма утомительно для нас – малышей. Придя в общежитие, мы попадали в руки нашего воспитателя, который уже до моего прибытия получил от детей кличку «тиран». Поскольку я еще не сталкивался с ним на узкой дорожке, то не знал почему. Наши спальни располагались справа и слева от большого холла, где проводились все игровые и воспитательные мероприятия с нами. Справа от холла было два спальных помещения мальчиков, где находилась и моя кровать, а слева от холла было два спальных помещения девочек. Днем нас еще как-то неохотно, но пускали в спальню к девочкам, и можно было посмотреть, как заправлены их постели, как хранятся туалетные принадлежности на прикроватных тумбочках и какие игрушки разрешено иметь. Можно было спокойно посидеть на табуретках и поговорить с девчонками без присутствия воспитателя. Но в вечерние часы и ночью нас к ним не пускали. К этому времени я уже подружился не только с Ваней, но и с девочкой Аней, помню только ее имя и два белых бантика в косичках, и еще силуэт в школьной форме, коричневого цвета с белым передником. Я не любил коллективные игры и массовые развлечения и, уединяясь с Ваней и Аней, рассказывал им сказки. Те сказки, которые рассказывали когда-то мне родители, а потом начал и сам придумывать сказки, былины и всякие страшные истории про всяких чудовищ. Слава про мои сказки вскоре прокатилась по нашим «спальникам» (так мы называли наше общежитие), и к нам начали присоединяться многие ребята из параллельных классов. Порою собирались в спальне целыми классами и слушали, что я рассказываю. Некоторые мои сказки просили рассказать еще раз. Так продолжалось до тех пор, пока воспитатель не заметил, что уже больше учеников находятся в спальном помещении, а меньше в холле для игр. И тут настал мой черед познакомиться поближе с нашим «тираном». Зайдя в спальное помещение, он дал команду всем выйти в холл, а меня, взяв за ухо, повел в комнату воспитателей, там было их по одному на каждый класс, то есть шесть человек. Как он меня только не обзывал, а главное, он говорил, что из таких идиотов, как я, вырастают именно бунтари и изменники Родины. Я так и не понял, чем я провинился и что плохого в том, что я рассказываю сказки своим товарищам? Но на первый раз мне повезло, может еще и потому, что я по привычке молчал и не спорил с «тираном». Так или иначе, но все обошлось внушением и красным правым ухом от руки воспитателя.

Было у нас еще одно интересное занятие – это просмотр диафильмов, ведь телевизоров и иной аудио – или видеоаппаратуры у нас тогда тоже не было, было только радио, да и то его включали, когда воспитатель разрешит. А не было ничего, потому, что этого еще не изобрели. Но для нас не это было главным, а то, что для просмотра диафильмов нужно было выключать свет, а значит, мы могли потихоньку смыться до конца диафильма и пообщаться отдельно от толпы. Диафильмы нам крутил сам воспитатель и сам же читал титры под картинками, иногда доверяя это девчонкам, которые хорошо читали и имели громкий голос.

Был у нас талисман – игрушка Ванька-встанька, с музыкой внутри. Но его у нас постоянно воровали другие школьники из старших классов (второго или третьего). Мы, собравшись толпой из самых отчаянных одноклассников, ходили отбивать этот талисман. Руководил нами Гена, он считался самым сильным и самим задиристым, его все немного побаивались. Но один случай положил конец его руководству. Однажды, уже не помню, за что, но он разозлился на меня и погнался за мной. Забежав за здание, а это было на улице, я поскользнулся и упал, он догнал меня и начал бить по спине кулаками. Я сначала испугался, но, почувствовав, что удары его не приносят мне никакой боли, встал и дал ему кулаком в челюсть, как учил нас фронтовик-разведчик Петрович. Гена упал как подкошенный и начал плакать, я ему сказал, что больше он не главарь и, плюнув на его форму, пошел в общежитие.