На следующий день я летел в сад, воодушевлённый идеей повторить съёмку юных варакушек. Только я вошёл на участок и прошёл вглубь сада к домику, как на куст тернослива, росший перед дверью, выскочила мамка моих потенциальных фотомоделей и начала что-то напористо мне втолковывать. Это было удивительно: до сих пор от неё я слышал только робкие односложные свисты. Я так растерялся, что не запомнил ни одного слова из её монолога, но звучал он сердито и дерзко. До меня быстро дошёл смысл отчаянного речитатива. Мне выговаривали за нарушение покоя птенцов, и, признаюсь, я устыдился. С жаром принялся убеждать несчастную родительницу, что всё осознал и вообще больше так не буду. Желание фотографировать и вправду пропало. Говорил на чистом русском, но птичка всё поняла, постепенно успокоилась и улетела. Я занялся своими делами, но через некоторое время самка вновь уселась над моей головой и на всякий случай повторила утреннюю воспитательную беседу, а я подтвердил полное отсутствие у меня недружественных намерений.

Если в вашей жизни был хоть один случай, когда хорошим манерам вас наставляла бы птица, вы поймёте постигшее меня неподдельное изумление. Крошечная пичуга продемонстрировала не только свои умственные способности, наличие у неё, осторожно скажем так, птичьего разума, но и умение коммуницировать с человеком. В школьном курсе биологии меня ничему подобному не учили. Самка варакушки, как, впрочем, любое другое пернатое, – существо разумное, запомним на всякий случай это наблюдение, оно нам пригодится.

А фото молодого самца варакушки, встречающего свою первую весну, я всё-таки (по крайней мере, мне так кажется) получил. В это время его действительно легко перепутать с самкой, а определил я его по наличию на крыле полосы, образованной светлыми охристыми каёмками верхних кроющих второстепенных маховых. И не думайте, что я прикалываюсь, это терминология орнитологов.

Сам не заметив как, но, познакомившись с первыми певчими посетительницами моего сада, сделав пробные, честно говоря, не очень впечатляющие фотографии, я начал записывать истории, которые постоянно сопровождали вдруг случавшиеся встречи с неведомыми мне пичугами. По образованию я инженер, то есть естественник, и с удивлением обнаружил, что тексты, выходящие из-под моего пера, имеют очевидный романтический уклон. Однако в силу профессиональной привычки хотелось не только праздно созерцать, но и поисследовать тему. А что для технаря может быть интереснее процесса производства и воспроизводства, в моём случае это строительство птичьих домиков-гнёзд и взросление юных пернатых?

Мои «домашние» коноплянки, зачинатели домового строительства на территории дачи, облюбовали непроглядные заросли барбариса. Во второй половине лета полновластным владельцем садового провода стал самец коноплянки, здесь он обычно сидел, когда я приезжал в сад. Несмотря на установившиеся дружеские отношения, каждое моё появление он сначала встречал насторожённо. Учёные утверждают, что мимических мышц у птиц нет, но поза, интонации, взгляд определённо выражали неудовольствие реполова. На ворчание самца на провод взлетала самочка, осуждала меня солидарно, но скоро слетала вниз. Некогда ей со мной выяснять отношения, надо спешить в гнездо, к птенчикам. В лобовую не шла, «огородами» пробиралась, чтоб никто ничего не заметил. Забыла, что я давно раскусил их простодушную хитрость.

Справедливости ради надо сказать, что я особо и не искал их пристанище, самец прокололся сам, на моих глазах неосторожно выскочив из кустов. Внутри колючего убежища невысоко над землёй спряталось небольшое гнёздышко, словно волшебный якорь, державшее около моего сада многочисленную стаю коноплянок.