Он пытался сравнивать два похожих эскиза башен – один принятый к постройке (не для жилого дома, а для городской ратуши), другой – отвергнутый проект жилого дома, найденный им ранее. Нужно было отметить уникальные элементы нереализованного проекта, которые могли бы заинтересовать фон Штрума. Но его мозг работал словно через силу, с задержкой. Детали расплывались, логические связи ускользали. Он несколько раз ловил себя на том, что просто тупо смотрит на чертеж, не видя его, а снова и снова прокручивая в голове образ старика за столом. Запах дыма и навоза все еще стоял у него в носу, хотя воздух в комнате давно был чист.

Он сделал ошибку в датировке одного из документов, перепутав цифры, и заметил это только через несколько минут, когда уже начал писать пояснение в отчете. Пришлось стирать, переписывать нетвердой рукой. Работа, которая обычно заняла бы у него не больше часа, растянулась почти на три. Он чувствовал себя выжатым, как будто не просто перебирал бумаги, а разгружал вагоны. Ментальное напряжение было огромным.

Наконец, он отобрал три наиболее интересных нереализованных проекта XVII века, отсканировал чертежи и эскизы, насколько позволяло их состояние, и начал составлять сопроводительное письмо для Игнациуса фон Штрума. Он старался писать в своем обычном деловом стиле, но фразы получались рваными, приходилось несколько раз переформулировать предложения. Он описал найденные проекты, их особенности, причины отказа в постройке и потенциал для современной адаптации, как того и просил клиент.

Прежде чем нажать «Отправить», он еще раз окинул взглядом свой кабинет. Тишина. Порядок. Его стол, его книги, его мир. Но что-то неуловимо изменилось. Воздух казался наэлектризованным, тени в углах – более глубокими. Ощущение безопасности, которое он всегда испытывал в этих стенах, было подорвано.

Он прикрепил файлы к письму, перечитал текст в последний раз, стараясь не обращать внимания на легкую дрожь в пальцах, и кликнул мышкой. Письмо ушло. Заказ выполнен. Он сделал это.

Облегчения не было. Только глухая усталость и сосущее чувство страха. Он закрыл глаза, потер виски. Что делать дальше? Сказать Ане? Она будет волноваться, не поверит, решит, что он переработал. Обратиться к врачу? Что он скажет? «Доктор, я вижу призраков архитекторов XVII века за своим рабочим столом»?

Нет. Он должен разобраться сам. Что-то связывало эти события – Глухой проулок, кладбище под «Галереей Времен», старик-архитектор. Что-то было не так с прошлым Фальтико, с его стертыми, забытыми частями. И эта «неправильность» начинала активно просачиваться в настоящее. И, похоже, именно он, хранитель городской памяти, оказался в эпицентре этого странного, пугающего процесса.

Он встал, подошел к стеллажу, где стоял дневник Аркадия Боля, придворного слуги, описавшего Глухой проулок. Нужно было перечитать ту запись еще раз. Может быть, он что-то упустил? Какую-то деталь, которая теперь, после всего случившегося, обретет новый смысл? Страх все еще сковывал его, но к нему примешивалось новое, незнакомое чувство – отчаянное, почти злое любопытство. Он должен был понять, что происходит. Даже если для этого придется заглянуть еще глубже под кожу города.

Петто заставил себя встать и подойти к стеллажу, где хранились дневники и мемуары конца XIX века. Он осторожно достал тяжелый том в кожаном переплете – дневник Аркадия Боля. Найдя нужную запись о Глухом проулке, он перечитал ее несколько раз, вглядываясь в аккуратные строки.

«…наша маленькая хитрость… обустроил сей тупик позади лавки старьевщика Кривоносова… кортеж сворачивает… выезжаем на Замковую дорогу… Маленькая ложь во спасение монаршего спокойствия…»