– Я только спросить!

За занавеской послышался знакомый голос, Вивиэн поморщилась от неприятия и поглубже опустилась в воду.

– Ваше Высочество, так сказать, – напирала баронесса Сурон. – Доколе, я спрашиваю, нам терпеть эти издевательства? Меня оскорбили ригоронские варвары. Бесцеремонно облапили, не руками, так глазами. А баронессу Кудьян, напротив, попросили снять плащ и задрать подол платья.

Баронесса Сурон – известная склочница, дама в возрасте, не преклонном, но за рамками молодости, давняя вдова с тремя малолетними внуками, кои лишились матери уже давно, а их отец погиб всего месяц назад, оставив заботу о потомках молодящейся бабке. На протяжении всего пути эта заноза изводила спутников неуживчивым характером, обвиняла в воровстве и мародёрстве. Если сложить все её пропажи, в начале пути с ней выехал целый дворец с серебряной утварью и шелковыми занавесками. Агаронских стражей эта воинственная тётка винила в трусости, вересов в отсутствии манер, Степь в отсутствии приличных дорог, а небеса в предвзятом отношении к ней лично.

– Не понимаю, дорогая Сурон, – устало бормотала девушка. – Вы завидуете баронессе? Мне попросить варваров действовать по справедливости? Если уж обыскивать, то всех женщин, а не только молодых и красивых?

– Что? Вы хотите сказать, что я к ним не отношусь? Я требую немедля потребовать у этих язычников предоставить нам проезд, кров и тёплую еду. Думаете, люди не видят, что творится в вашем шатре? – воинственно подбоченилась женщина.

– А что здесь творится? – Вивиэн наконец вылезла из остывающей бочки и, дрожа от холода, обернулась полотенцем.

– Вы удушающе пахнете благовониями. Согрели целую бочку воды, развели пену в ванне! Запах тянется до конца Земель отчуждения. Я тоже хочу мыться!

– Позвольте, баронесса, – оттеснял её от вожделенной бани Алиэн Ламзач. – Но вы совершенно не нуждаетесь в мыле. Посмотрите на себя в зеркало, вы так хороши, будто только вышли из приёмного зала короля.

– Да как вы смеете так оскорблять меня! – взвизгнула Сурон. – Старый хрыч!

– Старая Вурловка!

– Что? – взвизгнула женщина и показательно рухнула в обморок, аккуратно прижимая к груди младшего из внуков, чтобы ребенок не повредился при падении.

В этот момент в шатёр явился новый герой, величественно перешагнул баронессу и потряс хлипкую занавеску.

– Дочь моя… гм… Вивиэн, – утробным голосом пробасил священник Тьент. – Властью, данной мне самими небесами, я требую моего скромного участия в переговорах с язычниками, дабы одним своим присутствием отгонять ересь от неокрепших голов детей агаронского бога.

Священник – заметная фигура среди беженцев. Ещё в Шанане он посчитал своим долгом присоединиться к жертвенному стаду, которое нужно вести в самое логово идолопоклонников. И присоединился, одним своим видом вдохновляя людей на подвиги. Тьент ростом с королевского гвардейца, а шириной с ригоронского Громилу, в пути занимался облегчением бремени своего народа, пил беспробудно, чтобы лошадкам была легче поклажа. За эти несколько дней его теряли семь раз, дважды забыли, итого девять, небесное число.

– Ну, допустим, – спешно одевалась девушка. – На минутку представим, что вы окажетесь к месту. Но, отец Тьент, чем вы…

– Вот и славно, помолясь, и помоемся, – не дослушав, ответил Тьент и скинул огромную рясу, под которой нет ничего, кроме богатырского тела, прикрытого только наколками коротких выдержек из божественной книги.

Немая сцена.

В этот момент баронесса Сурон посчитала необходимым прийти в себя, посмотреть с нового ракурса на праведного мерионца и завизжать так, что Вивиэн поскользнулась и опрокинула единственную бочку с тёплой водой на все Земли отчуждения.