– Сие облачение есть символ страданий мерионского народа, – пробасил тот.

Может и так, холща до пят с разрезами по бокам усеяна гигантскими горошинами свежих дыр, проделанных сильной рукой хозяина и опаленных свечой. Но при одном взгляде на здоровую, сытую харю и винный румянец на щеках, страдания мерионского народа представали в ином свете. Вивиэн сделала бы однозначный вывод, что по пути мерионцы кутили без устали, спустили все сбережения, и от «страданий» мерионского народа осталась холща и золотая чаша кадила, усыпанного драгоценными камнями.

– Можно хотя бы без этого?

– А как злых духов отгонять? – нахмурился отец Тьент.

От удушливого дыма фимиама слезились глаза. Столь плотный кумар разгонит не только злых духов, но и членов принимающей стороны, а если вдохнуть поглубже, отгонять бесов можно уже прицельно.

– Кудман, ты никуда не едешь! – возмутилась она не столько на его образ, сколько на крепкие объятия корсета, в который ее затягивали усердные горничные.

– Вот ещё, – огрызался подросток. – Я – старший мужчина в доме. Я обязан ехать!

Тот ещё мужчина! Ради переговоров с ригоронцами он впервые побрился и теперь блистал заплатками по щекам и на верхней губе. Образ дополнял стекший со лба синяк, полученный накануне. Сизая краска сползла на удивление ровно, под оба глаза, и теперь он походил на настороженного суриката. Образ дополняли непропорционально большие ножны двух мечей, буквально нашпигованные вставками драгоценных камней.

– Вы сговорились? Мы покажемся в золоте и камнях, а Ригоронцам объявим, что у нас с собой только сундук со столовым серебром?

– А кто защитит тебя, если они заденут твою честь? – хорохорился мальчишка.

– Кудман, – выглянула из телеги сестра, сверкая голыми плечами и бюстом, появившимся благодаря корсету, – ты же не станешь вмешиваться? Моя честь – это единственная ценность, которую мы возьмем с собой. Пусть покушаются, в этом и задумка. Я уж как-нибудь справлюсь без помощников. Оставь ножны дома, мечи, все одно, отберут. Неужели ты думаешь, что тебя подпустят к принцу первой крови с оружием? У нас для того другое оружие, – взвизгнула сестра и прикрыла от впечатлительного юноши свою грудь.

Хуже дело обстояло с представителем дворянства. Отбиться от баронессы Сурон не удалось, она настаивала на личном участии. Но в благоразумии оной не откажешь. Та из украшений прихватила с собой только трех внуков и тем успела подрисовать голодные синяки. Вышло скверно, мальчишки на вид заморены разве что сдобными булками, да простоквашей, их аппетитный вид никак не мог символизировать страдания мерионских детей.

– Ваше Высочество, так сказать, Вивиэн, – голосила тетка, – мой муж погиб на стенах Шанана. Я, являю собой образчик мужественности дворянства и его непреходящей преданности трону.

– Что-то не припомню, чтобы стены Шанана уже осаждали? – откликнулась из телеги девушка. – Ах да, ваш последний супруг действительно погиб на стенах крепости. Он умер от удара, когда вы изволили принести ему поздний ужин, при том облачились в черное и прихватили с собой метлу.

– Это была не метла, а опахало. Ночи были жаркими, я хотела устроить мужу романтическую обстановку. Вы наслушались сплетен обо мне? На суде было доказано, что у барона оказалось слабое сердце. Черного одеяния не было, только черный плащ на моем голом трепетном теле. Мой покойный супруг так впечатлился, – тетка закатила мечтательные глаза, – что умер смертью храбрых на стенах нашей столицы. Вы будете это отрицать?

Вивиэн склочно высунула голову из полога повозки, но при виде воинственно настроенной баронессы Сурон резко дала назад и зажмурилась. Декольте баронессы слепило глаза, она четырежды вдова, и уже успела войти в образ невесты в пятый раз.