– Это оттого, что вы склонны проявлять подозрительность в силу своей профессии. Но, с другой стороны, будь вы легковерным, не занимали бы этот пост.

– Конфиденциальность, на которой вы так настаиваете…

– Собственно, так же как и вы, – прервал его Кендрик.

– Я вам объяснил причину. В Маскате двести тридцать шесть заложников. Мы обязаны сохранить им жизнь. Но, конгрессмен, ведь если вы останетесь живы, то вернетесь, как говорится, со щитом. Все-таки в чем причина вашей конспирации?

– У меня полно друзей среди арабов. Мы переписываемся, они нередко приезжают ко мне в гости. Наши теплые отношения ни для кого не являются секретом. Но если моя миссия увенчается успехом и спустя какое-то время станет известно, что это заслуга конгрессмена Эвана Кендрика, экстремисты сделают вывод, что мне помогали арабские друзья – их братья по крови и религии. Согласитесь, в этом есть что-то зазорное…

– Когда вы хотите лететь?

– Как можно скорее. Сейчас поймаю такси, поеду домой. Переоденусь – и в аэропорт.

– Мистер Кендрик, начиная с этой минуты и до прибытия в Маскат вы на сверхсекретной государственной службе с соответствующим прикрытием. – Свонн взялся за трубку телефона. – Вас все время будут сопровождать. Отсюда, на машине без опознавательных знаков, вы поедете сначала домой, а потом на авиабазу Эндрюс. Во время полета вы обязаны выполнять указания сопровождающего, поскольку на борту будете представлять собой государственную собственность чрезвычайной важности.

Эван Кендрик сидел на заднем сиденье госдеповской машины и смотрел в окно. Пейзаж по берегам реки Потомак ласкал взор.

Еще минут десять, и водитель свернет налево, а там пять минут по местной дороге, и он дома, где его всегда ждет одиночество, несмотря на то что вместе с ним живет супружеская чета давних, преданных друзей и время от времени в доме появляются умные, милые женщины, которые делят с ним постель и тоже его друзья.

Четыре года минуло, и ничего постоянного!

Постоянство для Эвана Кендрика означало полжизни в мире, где не находилось ничего стабильного, а лишь бесконечные поиски лучших условий работы для себя и своих партнеров по бизнесу.

У него совершенно не оставалось времени на размышления о необходимости в его годы обзавестись семьей. Впрочем, жен ему заменяли идеи, а отпрысков – реализованные проекты.

Вероятно, он всегда был лидером, потому и не привязан к дому. Разумеется, в широком понимании этого слова. Знакомые женщины искали временных и легких связей, впрочем, как и он. Прекрасные были годы! Энтузиаст и вдохновитель, Мэнни Вайнграсс, помогал создавать империю – крошечную, но свою. Дети «группы Кендрика» подрастут и станут учиться в лучших школах Швейцарии. Всего-то несколько часов лету! Зато прекрасное образование и знание языков обеспечит детворе блестящее будущее. Давид – вылитый Дизраэли,[8] Лейла – точь-в-точь юная Голда.[9]

«Дядя Мэнни, скажи, когда все-таки мы пойдем ловить рыбу?» – не давал покоя Вайнграссу будущий спикер. «Завтра, Гамаль, завтра! С самого утра сядем на заливе… К вечеру отловим на удочку чудо-юдо рыбу-кит». – «Мэнни, умоляю, – делала большие глаза мама Гамаля, – у него столько уроков!»

И вот это «постоянство», эта «стабильность» в жизни Эвана Кендрика оказались под обломками дома…

«Не вешай нос! Не сдавайся! – кричит Эммануил Вайнграсс. – Разве не понимаешь, они хотят, чтобы именно так ты и поступил! Не сдавайся, не сдавайся, борись, борись, я рядом, я рядом, я рядом…» – «Мне теперь все равно!» – «Значит, он победитель, он победитель…» – «Кто?» – «Махди!» – «Пьяные бредни это все!» – «Махди их убил, он их убил, я знаю, я знаю, я знаю…»