Субординация в жандармерии имела догматический флёр, и Гейб даже при полном отсутствии преступлений против гражданских вряд ли смог бы там служить: родители привили свободомыслие, ныне порицаемое и опасное.

Повстанцы смотрели на вещи шире, а может, просто не придавали значения общепринятым для армии и жандармерии нормам — Юна и Молли служили, а следовательно, точно знали о порядках не понаслышке. С точки зрения Гейба, некоторые вещи требовалось регламентировать жёстче — например, в его видении не все люди находились на своих местах.

Особенно туманными казались функции Льюиса — проповедник веры в Единого чаще мешал и попал в форт случайно, когда вытаскивали информатора с третьего комбината на Море Кракена. Причём это была операция группы Эхориата — штаб группы прятался в горном массиве.

Оттуда к Юне переметнулся и Гарри, ещё одна загадка для Гейба: молчаливый и не очень эмоциональный мужчина, хранивший огромный объём информации в голове. Главаря второй группы звали Эдисон — именно с Эхориата пришла страшная весть об уничтожении повстанцев с Плутона.

Гейб не знал внутренней кухни досконально, но граничащая с отчаянием подавленность говорила о многом: выходило, что сопротивление на Титане лишилось буквально всего — финансирования, поставок вооружения и медикаментов.

Даже Юна, всегда сохранявшая хладнокровие, неожиданно объявила вечер памяти: планы, которые можно было отменить, люди отменили и собрались в столовой, где Алан выдал всем желающим таблетки — расслабиться хотели многие. Гейб предпочёл бы выпивку, но она на Титане была дефицитом: последний раз употреблял алкоголь ещё на Лигее, жандармы имели свои каналы и могли пошиковать. Впрочем, никакого удовольствия Гейб не получал: если пьёшь с теми, кого презираешь, презираешь и себя.

Сейчас ситуация разнилась — Гейбу без всяких задних мыслей нравились многие повстанцы, а потому было комфортно находиться в их компании. Не смущала даже причина: Гейб искренне сопереживал своим новым товарищам. Никто не обсуждал перспективы — слишком их боялись, — говорили только о былом.

— Чтоб этому Стайлзу гореть в аду! — разорялся немного поплывший Льюис в другом конце зала. — Единый его покарает!

— Кто такой Стайлз? — спросил у Кэс Гейб: пару раз слышал фамилию, но не было случая поинтересоваться.

— Генерал космофлота, тот ещё ублюдок, — Кэс тоже была расстроена, но именно поэтому вела себя тихо и почти не ругалась.

— Плутон зачищали военные, — добавила Юна.

— Испугались, — скривил губы Алан.

— Значит, и у нас лишь иллюзия свободы, — Юна разглядывала прозрачный стакан с водой.

— И у Республики, — Алан проследил за её взглядом.

— То есть вас не трогают потому, что вы не опасны? — Гейб в этот тяжёлый момент пользовался безнаказанностью. — Или потому, что вы бьёте по своим?

— Не говори об этом часто, — улыбка Юны была до отторжения пугающей.

— Мне всё равно, — пожал плечами Гейб.

— Всем бы твою смелость… — начала было Юна, но её прервал звук падающей на пол посуды и поток отборного мата.

Молли повздорил с Дином по неясному поводу, хотя таблетки сами по себе могли спровоцировать неадекватное поведение. Или чаще — прорыв на поверхность того, что скрывается внутри.

— Кэс, иди успокаивай, — скомандовала Юна.

По затравленным глазам Кэс Гейб понял, что ослушаться она не может, но и желания выполнять приказ у неё нет: в последние дни наблюдалось охлаждение в общении с Молли, эти двое даже не участвовали вместе в вылазках, хотя считались сработавшейся командой.

— Иди к своему жандарму! — рявкнул Молли, резко дёрнувшись, когда Кэс к нему подошла.