Выпуск. Может в связи с безразличием или новыми нахлынувшими событиями такие мероприятия не имели для меня особого толка: как для памяти, так и выходок, искавшие очередную прибыль. Более ценной стала некая подкованность в сбыте наркотиков на улице и локальных уголках нашего приюта. Моя смышленость позволила не только избежать потенциальных потерь, как зубов, так и мужского достоинства, но и ещё обзавестись хорошим, в таких делах, куратором. Да, гордость меня не берёт за положение посыльного, бегающего туда – обратно. Зато быть шестёркой становилось почётной должностью, по сравнению с подстилками из душевых. И хоть какие-то деньги мне удавалось сберечь для путёвки в новую жизнь, после выпуска. Этот абзац и остаётся моим отпечатком пребывания десяти лет за пределами настоящего мира. Десять лет памяти мальчика на побегушках.

С приличной охапкой зелени, я, наконец, смог позволить себе съёмное жильё. Конечно, это были не царские хоромы, к которым стремился в будущем, но тоже ничего так. Особенно соседки женского пола. Вы не подумайте, ничего не имею против других предпочтений, дело вкусовщины, но как же они виляют бёдрами, а аромат, славный женский аромат вперемешку с духами «Joy Jean Patou». Они были писком моды, на дни моего выхода, как я прочитал в газете, которую я даже не украл. Мой стиль был достаточно юношеским, каким возможно и остался до сих пор: штаны от костюма, туфли, майка, выглядывающая из за пределов расстегнутой рубашки цвета бордо, которая могла меняться в зависимости от настроения, но чаще всего я был ей верен. Может тем броским дополнением, со временем, моего внешнего вида, стали часы неизвестной мне фирмы, так удачно найденные мною на кисти храпящего клерка, на лавочке. Морда такого бугая, сторожившего двери Райского места, под названием – клуб, напомнила мне, о моей достаточно привлекательной физиономии. Отбоя впервые дни явно не дававшая, дамские бегающие глазки так и раздевали меня, а я раздевал их в ответ. Конечно, пытавшиеся продолжить наши отношения более, чем на один день попадались редко, но такие были. Их первые действия становились объятиями, которых старался сторониться. Всё-таки первое правило, зарубившее мной же на собственном носу, после моего приземления в детский дом: не сближаться.

Образ «гангстера», пока скорее бунтаря, привлекал многих: как красивых девушек, не всегда приветливых мужчин и пары случаев с полицейскими. С последними у нас были достаточно натянутые отношения. Особенно их нелюбовь ко мне проявлялась во время наглого грабежа магазина антиквариата, посередине дня, на улице имени Гульельмо Маркони. А я им и говорю: Слушайте, мало того что с этим хрычем виделся всего лишь пару раз, да и того раза мне хватило, когда он назвал драгоценные фамильные сережки моей бабушки жалкой стекляшкой, упокой её душу. Нет, она не умерла, просто влюбилась в какого-то прощелыгу и уехала с ним и своим наследством в Испанию, оставив мне только эти переливающие камушки в достаточно красивой отделке. Купить бы не хотели своей жене такие? Нет? Понял, понял. Вот же они докопались в тот день, мало где эта улица может быть вообще, в каком городе, единичное наше сходство было в заурядности её названия и моего имени, как мне подумалось по-итогу. Промысел у меня был и достаточно законный, вы не подумайте: поиск потерянных животных, на улочке богатеньких разгильдяев, которые то и не попадя плутали в одиночестве. Если что речь идет о питомцах. Как безвозмездный самаритянин, практически по доброте душевной, отдавал хозяевам их любимчиков, за символическую плату, которую брал скрепя сердцем. На то и жил. Было несколько маленьких конечно мероприятий, также приносящий неплохой улов, но надолго их не хватало. Может вам покажется, что я побирался и искал малейшие источники подработки, но нет – счастье переполняло меня и мою свободную вальяжную жизнь.