Каждый задаётся вопросом – «Что тебе дома не сидится? Зачем куда-то лезть и красть у руки, которая тебя кормит?». Ответ прост: Знаете, с приходом новых ощущений ты хватаешься за них, словно за глоток свежего воздуха, который ощутив один раз уже не в состоянии отпустить. Всё это про меня. А вот, еще один удар. Мой желудок пуст, как и истощены все органы. За мной следует глухой звук, отдалено напоминающий удар шин об тротуар. Руки привязаны к спинке деревянного стула, явно изживающий свои последние истязания моим присутствием. Еще пару ударов. О, лампочка. Спинка всё же надломилась, спасибо старик, что решил уйти на покой именно в мою смену. Все же мадам удача всё еще меня не позабыла. Что ж, господа, вот она вся, неуклюжая жизнь незатейливого любителя дам, выпивки и денег, ставящего всё на зеро.

Звать, и пока еще зовут меня, как бы оно не было банально – Франческо. Имя этакого очередного парнишки на побегушках – «Подай, принеси»: все, что мне зачастую приходилось слышать. Возможно, роль бегунка передалась мне от родителей: отца, лицо которого я даже не помню, но зато басистый голос, перестающий в крик, во время очередной ссоры с мамой, я надёжно отложил у себя в задворках книги под названием «Воспитание». Точно. И сама мама. Её фотографию я храню зачастую, как первое и последнее напоминание, лежавшее тогда у меня в кармане брюк, где ни попадя не из-за ненависти к ней, а скорее моей бережливости. Как ни посмотри, в приюте вещи зачастую приходится перепрятывать от детворы, каждый раз пытавшейся умыкнуть, какую-нибудь вещицу. Вот только эта выцветшая дама вовсе не является чем-то материальным, а суть существования, задача которой: окунуть меня в омут, тех холодных объятиях, вспоминать, которые мне только и осталось, как первое и последнее напоминание, лежавшее тогда в кармане брюк. Зачем же дорожить, тем, что оставляет больные ссадины на теле? Ответ прост: не следует забывать, что ты с самого рождения и до самого прихода смерти всегда один.

Две ноги стояли на пороге одного из домов, когда мама решила сыграть в прятки со своим малышом. Неудивительно, что я её не нашел, по завершению пары часов поисков навзрыд. Мои родители хорошо умели от меня скрываться. Не подумайте, таить зло не в моих интересах. Отец дал хороший урок – лучший подарок, который может вручить ублюдок, так это его исчезновение. Что ж, его отсутствие пришлось мне по душе. А мама… мама научила: чем быстрее ты бегаешь – тем тяжелее тебя догнать. Вот и вся суть. Вдаваться в их тяжёлую судьбу я не вижу смысла, ведь так оправдается даже наихудший человек. Их выгораживать я не собираюсь. Только себя. Ведь это как ни крути моя история жизни, по крайнее мере её видимая часть, дозволенная узреть вам.

Ранее обговоренные, между нами, объятия стали бельмом на глазу. Почему-то «надзирательницы» приюта под названием «Двенадцать братьев», зачастую любили тискать особо, тех, кто был помладше. Да и до сих пор не вижу смысла в этом нелепом названии моего временного дома. Двенадцать братьев? Работали зачастую, там только женщины, да братьев в этом кирпичном гробу я не сыскал. В этом аспекте они явно подкачали. Наименьшая, по-моему, мнению их проблема, как Богадельного захолустья. Что было наиболее важно, так это свобода рук, передающие пламенные приветы под дых в душевых. Я ведь не глупец, сразу смекнул, что пары ударов хватит – для потребности избегать такой незабываемый опыт. Наверно не единственный, так как за ударами могли следовать и менее приятные ощущения. Говорю же: кромешная свобода действий.