В тишине слышались только щелчки клипс концов проводов и редкий шепчущий рокот поднимающихся молний, добравшихся до станции сквозь металлоконструкции. Вставляя последний провод, у меня поднялись волосы по всему телу, а затем потемнело в глазах после яркой вспышки.

По цеху пронеслось невидимое напряжение, которое вылилось в ослепляющие искры и дуги электричества по всей конструкции щита. Энергия разряда одновременно распахнула на нём двери управления, раскалила километры медно-композитной проводки, расплавляя изоляцию на ней. Белый дым поднимался большим потоком к потолку, закручиваясь внутрь.

Нозофобия

Отвратительный писк заставил меня проснуться. Очнувшись, я понял, что я в медицинской палате, и писки исходят от лечебных аппаратов.

«Какого чёрта?», – первая мысль, пришедшая мне в голову.

– Ой, вы очнулись! – сказала уборщица, моющая пол. – Я позову врача.

Инстинктивно я стал осматривать руки и ноги в надежде, что они всё ещё на месте. К счастью, неприятного сюрприза не получилось. Только вместо моего технологичного импланта руки стояла примитивная железяка из прошлого века.

– Привет! – сказала доктор.

Девушка в белом халата стояла в центре комнаты. Хоть я её уже знал, но увидев Анну сейчас я слегка растерялся.

– Меня сжёг мейнфрейм? – сказал я.

Она ухмыльнулась и продолжила.

– Нас бы уже выбросили в космос, если бы это был мейнфрейм, – она подошла ближе и посмотрела в монитор возле моей койки. – Если коротко, то тебя ударила юпитерианская молния. Техники не изолировали обходную линию, по соседней работающей установке заряд прошёл к тебе.

Я ненадолго застыл, осознавая причины случившегося.

– Тебе повезло, – продолжила она, после того, как увидела, что я замкнулся в себе. – Крупно повезло. При такой силе тока любой имплант бы расплавился внутри, не говоря уже об органах. Твой имплант защиты от замыкания дал тебе шанс, и то его пришлось вырезать. – Я без задней мысли ощупал грудь и затылок, где ожидаемо ощутил полимерные швы. – Про то, что ты удачно повис на перилах, не упав с двадцати метров, даже говорить излишне.

– Повезло, – ответил я, подвергшись синдрому выжившего. Я попытался сесть, но мышечная боль стремительно пробилась сквозь хорошее самочувствие, нарушив его.

– Ты что дурак? – она резко приблизилась, останавливая меня. – Ты вообще меня слушал? Я двадцать часов сращивала синапсы и ещё шесть зашивала. Куда ты собрался?

– Я же не знал, что настолько всё плохо. – Я спешно лег обратно, от чего стало ещё хуже.

– Ты меня не слушаешь. Пришлось вырезать всё, даже нейроинтерфейс. Твоя новая рука аналоговая.

Эта новость меня не удивила. С нейроинтерфейсом я живу дольше, чем без него, и его отсутствие стало сразу заметно. Стандартные издержки профессии техника, даже подпольного.

– Почему, я не в медкапсуле? – сказал я.

– Чип доступа персонала тоже сгорел. На станции все медкапсулы профессиональные, они без модуля предварительного анализа, поэтому это было невозможно. В любом случае, это не важно, электротравмой на накопительной станции никого не удивишь.

– Значит, это конец, – сказал я через пару долгих мгновений, взятых на размышления.

Она присела на кровать и стала говорить шёпотом.

– Да, конец. Они считают себя виновными. Разрядка сожгла много систем, все слишком заняты устранением последствий. Через несколько дней, когда они поймут невозможность никак замять это происшествие собственными силами, они сообщат на Каллисто, а там само собой про тебя не слышали. Завтра улетает наш рейс. Я проведу тебя к нему. – Анна поднялась и на секунду остановилась в проходе. – Пока лучше спи, синапсы ещё не восстановились. Тащить тебя волоком я точно не собираюсь.