Через пять месяцев он женился вторым браком на другой прусской принцессе, Софии Доротее, окрещенной Марией Федоровной. Екатерина подарила им Павловск. Тактика была ясна: их удалили от двора, и предложили вести почти деревенскую жизнь. «Нахожу в Павловске удовольствие свое, сие удовольствие ни с кем мы не делили, сие удовольствие ничем не приобрели», – меланхолически писал Павел.
В Павловске каждое здание, каждый павильон, любая дорожка и даже сама речка Славянка носили на себе печать томной женственности Марии Федоровны. Что делать, обоих сыновей, первенцев Александра и Константина, забрала для воспитания самодержавная свекровь. Мария Федоровна посвятила себя занятиям искусством. Им с мужем предстояло вести жизнь животных, воспроизводящих наследников трона.
Она рисовала, делала камеи, резала по камню и сентиментально посвящала свои труды отобранным детям. Интерес к искусству, как она думала, позволит ей хоть немного сблизиться с Екатериной. Мария Федоровна нарисовала портрет фаворита императрицы Ланского, выточила камею, изображавшую ряд бюстов – профилей всех своих детей и преподнесла свекрови. Жаль, близорукость не позволяла ей много гравировать и рисовать! Живопись часто заменяла музыка, Мария пела арии, – иногда низким голосом, с хрипотцой подпевал ей Павел. «Мой мир невелик, но я чувствую себя в нем госпожой» – утешала себя Мария.
В Павловске устраивались шарады и живые картины. Строилась бутафорская сцена, раскрывался ряд бутафорских картин, зачастую показы проходили прямо на открытом воздухе. В шарадах участвовало павловско – гатчинское великокняжеское общество. Избранная публика, которая умудрялась дружить и с Марией Федоровной, и с Павлом. Это было довольно трудно, поэтому гости рассаживались иногда на две стороны: гости Павла, и гости Марии. За его столом все чаще бывала фрейлина Екатерина Нелидова.
Нелидова была полной противоположностью императрице, маленькая, смуглая, с блестящими черными волосами, и до того умна и любезна, что всякий, кто говорил с ней, забывал, что она дурна собой. Нелидова была платонической страстью Павла. В одном из писем к матери, он «перед Богом и людьми» протестовал против людской злобы, дающей ложное толкование «связи, исключительно дружественной». Незамужняя Нелидова была для него символом чистоты… Находясь однажды в Смольном, Павел проник в комнату Нелидовой и воспроизвел сцену Фауста в комнате Маргариты. Он отдернул занавеси кровати и с восторгом воскликнул: «Это храм непорочности, это храм добродетели, это божество в образе человека!»
В Павловске Мария Федоровна хотела воскресить свою родину, свой прусский Этюп, имение, где она провела детство и юность. В 1785 году она сама сажала деревья около Павловского дворца, создавая «семейную рощу». Каждая постройка напоминала ей о чем-либо из жизни семьи: о примирении с мужем, о приезде короля Иосифа Великого, о рождении детей. Она не любила лишь Александрову дачу, построенную по приказу Екатерины. В ней проводил лето Александр, находившийся под полным влиянием бабушки, отделенный от материнской ласки. Мария забросила эту дачу и потом продала ее.
Павел все чаще стал задумываться о путешествии в Европу. Екатерине предстояли большие перемены в правительстве, и она решила отправить сына путешествовать, чтобы он в очередной раз не мешал ей. Каждый вечер Павел с Марией склонялись над большими картами. Псков, Полоцк, Могилев, Киев… Потом устремиться за границу. От обычной меланхолии Павла не осталось и следа. Свита, сопровождавшая царскую чету, была большая. Это был настоящий царский выезд, несмотря на то, что чета путешествовала инкогнито, под именем графа и графини Северных. Екатерина подарила сыну печатку с изображением Полярной звезды.