По – своему верно понимая добродетель просвещенного человека, императрица всегда стремилась придти на помощь великим людям. Она купила библиотеку Дидро. Он просил 15 тысяч ливров, она предложила 16 тысяч с условием, чтобы великий писатель оставался до конца хранителем своей коллекции. Таким образом, не покидая Парижа, Дидро стал библиотекарем Екатерины. К тому же за хранение своих книг, купленных русской царицей, он получал приличное жалованье. Императрица внесла сумму за пятьдесят лет вперед. Вскоре она издала и всего Вольтера в хронологическом порядке.

Однажды в Царскосельском парке уже довольно грузная Екатерина сидела на скамейке с фрейлиной Марьей Саввишной Перекусихиной. Кто-то, не узнавая императрицу, прошел мимо них, насвистывая. Перекусихина была возмущена, императрица мужественно заметила: «И то сказать, Марья Саввишна, устарели мы с тобой. А когда мы были помоложе, поклонился бы он нам».

Что ж, для будущих времен Екатерина Великая не была ни грузной, ни устаревшей. Она была, может быть, величайшей из правительниц в мировой истории, отдавшей в неизвестные руки сильную и потенциально великую державу.

А то, что на ее белоснежных руках есть несмываемые капли крови Емельяна Пугачева, – так пусть бросит в нее камень тот, кто без изъяна.

Павел Петрович во время своего путешествия в Европу писал из Италии в Россию митрополиту Платону: «Мы проезжаем разные земли и правления, но в сих странах кроме картин и тому подобного нечего смотреть! Разве плакать под развалинами древних, показывающих, чточеловек может, когда хорошо управляем…»

Им показали Колизей, свезли на Капитолий. Павел инкогнито гулял по городу и заглядывал в антикварные лавки. Там он купил много подделок, думая, что покупает оригинальные вещи.

Такова была вся его жизнь: он знал как и что делать, чтобы стать великим императором, а делал всё как частное лицо, руководствуясь своими капризами.

Можно понять его великую и ужасную мать, которая с недоумением наблюдала рожденного ею вместо льва мышонка.

Однако не всё так просто. Семья Романовых не знала линейных истин. И ничтожный сын своей грандиозной матери часто бывал выше ее, тоньше, трагичней.

Павел всегда ощущал себя словно на сцене. «Хорошо ли я выполняю мою роль?» – спрашивал он князя Николая Репнина во время коронования на царство.

«Как только Павел появлялся на публике, он начинал ходить размеренным шагом, как будто играл роль в трагедии» – говорил современник Адам Чарторыйский. Он делал усилия казаться выше своего роста, и быть похожим на Людовика Четырнадцатого.

Эти злые придворные свидетельства похожи на выгодную всем ложь. Достаточно вспомнить жизнь Павла с раннего детства и то, что он всегда помнил об участи своего отца, этого странного насмешника Петра Третьего.

В детстве Павел часто стоял у стола матери и смотрел, как она играет в карты. Екатерина с ним почти не разговаривала. Два-три дежурных слова. Он хотел ее внимания, капризничал, но вынужден был отправляться к себе, в свое одиночество.

«У него умная голова, – говорил всё в той же придворной манере один из его остроумных наставников, – но в ней находится маленький механизм, который висит на волоске».

Воспитатель и учитель математики Семен Порошин, бывший адъютант Петра Третьего, отмечал, что воспитанник любит смотреть на небо, мечтателен, делает каждый день наблюдения, как и куда тучи идут. «Когда большие и темные тучи, тогда часто осведомлялся, нет ли опасности… Он любил сидеть один в комнате и слушать, как воет ветер. У него были все задатки художника, философа или помешанного…