Весьма примечательны взгляды Ж. Бодрийяра и на предмет того, что символический обмен в архаических обществах не прекращается вместе с жизнью. «Символический обмен не знает остановки, ни между живыми, ни с мертвыми (а ровно и с камнями или зверями). Это непреложный закон: обязательность и взаимность обмена абсолютно непреодолимы… Только абсурдная теория свободы может утверждать, будто мы с ними в расчете, – в действительности наш долг остается всеобщим и неизбежным, мы непрерывно продолжаем «расплачиваться» за всю ту «свободу», которую себе забрали».[110] И далее, он пишет, что символический обмен происходит в жизни архаических племен постоянно в коллективных формах с живыми людьми, с предками, с тенью и проч. С последними символический обмен осуществлялся в процессе ритуала, мифа и праздника[111].

Благодаря режиму реификации, объективированный институциональный мир традиционного (демосоциального) общества в символической форме сливался с миром природы (Макрокосмом). Он становился необходимостью и судьбой и существовал в качестве такового счастливо или несчастливо, в зависимости от выполнения определенных социально значимых действий, освященных «священной традицией».

Значит, объективация седиментированного опыта происходила в режиме реификации, а символ скрывал некую глубинную сущность мира, бесконечное в конечном или божественную мудрость. Божественную мудрость нельзя было рационально познать, описать в конкретных понятиях, а можно было лишь чувствовать, переживать.[112]

Человек – творец социального порядка. Однако реальная взаимосвязь между ним и созданным им порядком перевернуты в сознании в результате реификаций. Поэтому человек – творец порядка воспринимался массовым сознанием как не творец, а продукт порядка, а его деятельность – это эпифеномен нечеловеческих процессов. Стало быть, человеческие значения понимаются, как указывают социальные феноменологии, теперь не как создающие мир, а наоборот, как следствия «природы вещей». Реификация, таким образом, это некая символическая модальность сознания, точнее, символическая модальность объективации социального порядка (в том числе и обычно-правового порядка)[113].

Разрабатывая учение о видах легитимной власти, М. Вебер пришел к выводу, что за всю историю развития государства можно насчитать всего три вида законного (легитимного) господства: харизматическое, традиционное и правовое.

Исторически первой формой легитимного властвования является харизматическое. Слово «харизма» переводится с греческого как милость, божественный дар, исключительная одаренность. Следовательно, харизматический лидер – это такой человек, который наделен авторитетом, основанным на исключительных качествах его личности – мудрости, героизме, «святости».

Идеи харизматического правления (правда, в рудиментарном, зачаточном виде) можно обнаружить уже у древних египтян. Для подтверждения такой точки зрения необходимо обратиться к известнейшим памятникам политико-правовой мысли Древнего Египта.

Уже в «Поучении Птахотепа» проявляется весьма важная идея, которая так или иначе прослеживается практически во всех без исключения памятниках политико-правовой мысли не только Древнего Мира, но и Древней Руси, – идея «идеального» правителя. Эта идея, как представляется, должна рассматриваться в контексте идеи харизматического правления.

Птахотеп при различении высших (благородных) и низших подчеркивает, что существуют определенные правила поведения в обществе: «высшие» не должны вредить «низшим», не должны нападать на них. И в то же самое время он отмечает, что никто, кроме царя и Бога, не должен внушать страх. Таким образом, впервые в истории политико-правовой мысли появляется идея применения силы. Следовательно, правитель является обладателем не только «пассивных» качеств, но, самое главное, «активности».