Я считал своею обязанностью объективно и полно изложить вам учение выдающегося интернационалиста. Согласиться с ним невозможно. Начнем с примера Пилье о французском законе о дееспособности: если статья 3 французского кодекса говорит, что к французам, находящимся за границей, должны применяться французские законы, то для меня совершенно ясно, что такое предписание не имеет никакого обязательного значения для иностранных государств и уже потому нисколько не может задевать их суверенитет; и что не для того этот закон издан, чтобы вторгаться в чужой суверенитет. Кодекс имел в виду только французские суды, которые должны применять французские законы; он дает французскому судье приказ, что когда он будет обсуждать отношения, возникшие за границей, то он должен будет состояние и дееспособность француза, который за границею вступил, например, в брак или составил завещание, обсуждать по французскому закону. Но как будет обсуждать эту дееспособность иностранный суд, этого французский кодекс не говорит, и никакого покушения на то, чтобы обязывать иностранные государства также и у себя обсуждать дееспособность французов по их национальному закону, во французском кодексе нет. Поэтому, прежде всего, неверно, будто, издавая такую норму материального права, которая может стать в конфликт с иностранной нормой, законодатель определяет отношение к иностранному суверенитету; он о нем просто не думает. И поэтому утверждение Пилье, будто норма Международного Частного Права для самого государства, ее издавшего, выше нормы материального права, будто это нормы разных этажей, нисколько не иллюстрируется примером, который он выбрал, и вообще оно совершенно произвольно. Нельзя говорить, что нормы Международного Частного Права пользуются авторитетом закона, как выражение обязанности государства относительно других государств, потому что, как вы увидите, норма Международного Частного Права может состоять и в том, что иностранный закон не применяется. Возьмем для примера норму, в силу которой наследование в недвижимостях всегда определяется по закону страны, где лежит недвижимость, а не по закону иностранному; очевидно, в том, что государство предписывает применять у себя к недвижимостям свои местные законы, не лежит вовсе выражение обязанности по отношению к иностранному государству, а просто содержится регулирование отношения так, как это соответствует потребностям данной страны.

Обратимся теперь к исходной точке зрения, будто всякий вопрос о конфликте законов касается иностранных государей. Пилье сам чувствует, что это натяжка; он предвидит возражение, что решительно непонятно, какой интерес может иметь государство, чтобы в споре между двумя частными лицами о праве собственности или о наследстве в чужом государстве было основано на его законе, а не на местном законе. Пилье воображает, что местные законы всегда менее льготны для иностранца, чем его национальные законы; между тем, бывает и наоборот; например, если после француза осталось в России недвижимое имение, и его наследники – сын и дочь, то по французскому закону сын получит только половину, а по русскому – 13/14. Что же на это отвечает Пилье? Государство выиграет от того, что его подданные разовьют под охраной Международного Частного Права свои отношения с заграницей. Но ведь это не ответ. С точки зрения экономической политики государство, конечно, выигрывает от развития частных международных отношений, но ведь Пилье спрашивают не об этом, а о том, чем оскорблен суверенитет иностранного государства, чем нарушено право, признаваемое за ним Международным Правом, если в другом государстве спор о правах гражданских решен только по местным законам? – Пилье хочет предупредить и другое возражение: ведь никогда еще не бывало, чтобы государства вмешивались в то, по каким законам решаются гражданские споры в других государствах: не было случая дипломатического вмешательства из-за нарушения какого-либо принципа Международного Частного Права. И что же на это отвечает Пилье? Этих нарушений. Так много, они. Так часты, что у государств не хватало бы времени и сил, чтобы в них вмешиваться; и к тому же не все признают принципы Международного Частного Права, – а потому и нельзя жаловаться на их нарушения. Но в таком ответе содержится молчаливое признание несостоятельности собственных воззрений, потому что если никакое государство не думает, что, предписывая своим судам решать споры вопреки принципу Международного Частного Права, оно нарушает чужой суверенитет, то все учение, будто в спорах заинтересованы государи, падает само собою. – Главное положение Пилье, что нормы Международного Частного Права обязательны потому, что их предписывает Международное Право, очевидно построено на песке. Кто должен взять на себя решение вопроса о том, какому из двух государств должно быть оказано предпочтение в выборе закона материального права? Международного суда для дел, связанных с Международным Частным Правом, нет; все конфликтные вопросы решаются в судах внутри определенных государств; таким образом, вопрос о суверенитете попадает в руки судьи, который подчинен своему государю и никому больше; и вдруг этот судья обязывается в конкретном случае сказать, что он с большим почтением относится к чужому государю, чем к своему. Где же это видано и мыслимо ли, чтобы судья становился судьею над своим законодателем? Вот к какому опасному выводу приводит припутывание иностранных государей к вопросу, который их нимало не касается, и который касается только того государства, где решается материальный спор. Пилье хотел показать, что Международное Частное Право имеет свои корни в Международном Праве, и вместо этого он лишил его всяких корней. После Пилье можно только усомниться в существовании юридически обязательного Международного Частного Права.