Этот пример я привел вам для того, чтобы на нем показать вам разницу между тем, что говорит наука Международного Частного Права, которая одна, – и тем, что встречается в положительном праве отдельных государств, которых много. Авторитет науки очень велик в Международном Частном Праве; можно сказать, что он стоит в прямом соответствии с трудностью ее задач. В вопросах Международного Частного Права редко встречается высокомерное отношение судей к теоретическим исследованиям, составляющее частое явление в гражданских судах; еще в XVIII веке президент Парижского парламента Бугье (Bouhier) находил, что здесь судьи должны на время отказываться от своего традиционного почтения к прежним судебным решениям, и обязаны прислушиваться к голосу писателей, потому что вопросы, с которыми имеет дело учение о коллизии законов, настолько сложны, что судьи фактически не могут посвящать им нужное время. И все же, никогда не следует смешивать того, что говорит наука, с тем, что есть в положительном законодательстве, иначе желательное можно легко принять за существующее; этим нередко грешат очень выдающиеся ученые.
Итак, вы знаете теперь, что такое наука Международного Частного Права; вы знаете, что наука эта занимается изучением права; вы знаете, почему следует признавать это право за право публичное. Теперь мне предстоит объяснить Вам, откуда берутся нормы Международного Частного Права. Это самый важный из всех вопросов, которые нам обязательно надо разрешить для начала. Каждое культурное государство имеет или должно иметь известный комплекс коллизионных норм, обязательных к применению как нормы публичного права вообще; но откуда берутся коллизионные нормы? Кто автор их? Кто диктует их содержание? Кто определяет систему Международного Частного Права в каждой отдельной стране? Это может быть или какой-нибудь внешний авторитет, стоящий над отдельным государством; или же авторитет внутренний, – тот самый, кто дает государству все прочие его законы, – свободная воля национального законодателя. Над всеми культурными государствами стоит общество государств, которое в виде норм положительного Международного Права предъявляет к каждому из своих членов определенные требования; это с одной стороны. А с другой – в каждом государстве его внутреннее законодательство определяется им, в силу его политической независимости, самостоятельно, без внимания к желаниям международного общества государств. Спрашивается, где источник Международного Частного Права – в требованиях Международного Права или в положительном праве отдельного государства? Об этом я буду говорить в следующей лекции, а пока я прошу вас на досуге подумать над тем, какую нравственную ценность представляет изучение Международного Частного Права. Каков бы ни был источник Международного Частного Права, остается несомненным один факт – что каждое культурное государство не может не иметь коллизионных норм, не может не применять иностранных законов вместо своих. И вот, если вы возьмете себе только один этот голый факт и представите себе, что современное государство, этот огромный всепоглощающий левиафан, которому ничего не стоит раздавить отдельную личность, вынуждено поступаться полнотою своей суверенной власти и предписывать своим судьям и чиновникам не принять его законов, а применять чужие, ради того, чтобы не обидеть беспомощного индивида, заброшенного к нему судьбою, – то вы согласитесь, что перед вами зрелище, поддерживающее веру в лучшие стороны и лучшее будущее человечества.
Лекция 2-я
Ученые, занимающиеся Международным Частным Правом, обыкновенно причисляют себя к одному из двух лагерей, – интернационалистов или международников, и националистов или государственников. Одни видят в Международном Частном Праве ветвь Международного Права; другие относят все его нормы к составу национального права – того права, которое имеет своим источником государственную власть и действует внутри государства. Я мог бы сказать вам в общих чертах, что говорят те и другие; но это разногласие имеет коренное значение для всей науки Международного Частного Права, в особенности для ее метода, и потому говорить о нем мимоходом нельзя. Кроме того, мне хочется попутно познакомить вас с индивидуальными писателями, и потому я выберу нескольких, имена которых вам следует запомнить, рассажу вам, как они смотрят на дело, а затем скажу вам, как я сам думаю об этом. Скажу сейчас уже, чтобы помочь вам следить за мной; я думаю, что Международное Частное право есть ветвь внутренне-государственного права; что применение в известных случаях иностранных законов составляет юридическую обязанность государственной власти по отношению к собственным подданным, независимо от того, что думает об этом Международное Право и представители иностранных государств. Самым ярким и новейшим представителем интернационализма является французский ученый Pillet в книге «Principes de droit international prive» 1903 г. Он ставит на карту все существование Международного Частного Права как права и говорит: «признайте, что оно есть ветвь Международного Права; что его юридическое основание лежит только в Международном Праве; или же его не существует вовсе как права, а все сводится к международной вежливости – хочет государство, оно допускает у себя применение иностранных законов, не хочет, не допускает; о праве или обязанности тогда речи нет. Для того чтобы нормы Международного Частного Права покоились не на произволе отдельного законодателя, нужно найти для них высший авторитет, стоящий над независимыми государствами; этот авторитет принадлежит Международному Праву. Пилье, прежде всего, устанавливает связь между Международным Частным Правом и Международным Правом в отношении круга интересов, которые защищаются тем и другим. Вы думаете, что Международное Право есть право публичное, имеющее субъектами – независимые государства, объектом интересы народов в совокупности; вы думаете, что Международное Частное Право есть право частное в том смысле, что касается интересов частных лиц. «Нет, – говорит Пилье, – когда перед судом сталкиваются разные законы о семейственных или имущественных правах, то вам только кажется, что то конфликт, касающийся частных прав; на самом деле это вопрос не частноправовой, а международно-правовой; это вопрос о том, которое из двух законодательств имеет право простирать свой авторитет на спорные отношения или точнее, кто тот законодатель, т. е. суверен, который имеет право на то, чтобы его предписания были исполнены по отношению к спорному делу: всякий вопрос о конфликте законов сводится, таким образом, к вопросу о компетенции между суверенитетами. Вопросы Международного Частного Права по своей природе ничем не отличаются от тех, которые обычно входят в круг вопросов Международного Права и касаются, прежде всего, суверенитета государств и в самой высокой степени интересуют суверенитет. Когда налицо конфликт законов, когда. Нужно сделать выбор, пожертвовать одним законом ради другого, то нужно помнить, что позади частных притязаний, опирающихся на разные юридические системы, стоят государства, суверенитет коих один на самом деле поставлен на карту. Нужно рассмотреть в таком случае, по какому титулу каждое из этих государств может требовать, чтобы отдано было предпочтение его правам. Все государства между собою равны, и всякое произвольное предпочтение одного другому противоречит самой идее Международного Права; поэтому предпочтение должно быть дано тому государству, которое докажет свой более значительный интерес в решении вопроса. Это можно назвать законом максимума взаимного уважения суверенитетов друг к другу. Так; по мнению Пилье, доказано, что Международное Частное Право есть право, которым обязываются государства как члены общества народов. Отсюда вывод, что на территории каждого государства предписания Международного Частного Права должны пользоваться всем тем авторитетом, каким внутреннее законодательство облекает свои юридические правила. Но вслед за тем Пилье оговаривается, что эта формула получит свой полный эффект только тогда, когда все народы присоединятся к одной общей и единой системе Международного Частного Права. Тогда наука (слова «наука» и «право», изучение и его объект у Пилье перебрасываются как синонимы) образует общую дисциплину, которая будет импонировать отдельным законодателям. А до тех пор, пока будет существовать современное состояние, действующим в каждом государстве Международным Частным Правом будет то, которое то государство признает. Казалось бы, что после этого авторского признания нужно считать разрушенной самую попытку ввести Международное Частное Право из Международного Права, потому что, если принципы Международного Права одними признаются, другими не признаются, а Международное Частное Право существует во всех государствах, – и в тех, которые принципов Международного Права не признают, то ясно, что для Международного Частного Права должны быть какие-нибудь другие основания, а не Международное Право. Однако Пилье ищет примирения между действительностью и своею собственною спорною теориею в том, что ломает действительность дальше. В каждом отдельном государстве Международное Частное Право есть то, которого существование признано этим государством; значит, по словам Пилье, что государство в области Международного Частного Права действует не как творец права, а как его определитель. Норма Международного Частного Права неизбежно детерминирует в одном каком-либо пункте отношения государств между собою, и потому она не зависит от произвола отдельного государства; последнее определяет коллизионный закон так, как он, по его мнению, существует, но оно не претендует на то, чтобы фабриковать коллизионную норму по своему усмотрению. Так, например, когда французский законодатель в 3 статье кодекса говорит, что «состояние и дее способность французов определяются и за границею законами французскими», то этим он говорит, что иностранные законы к дееспособности французов неприменимы, и этим он детерминирует отношение между французским суверенитетом и иностранным суверенитетом. Здесь французское государство, которое не может ведь претендовать на превосходство перед иностранным государством, очевидно действует как определитель, а не как господин. Отсюда следует, что в случае противоречия между определением Международного Частного Права и нормою внутреннего права предпочтение должно быть оказано первому, т. е. норме Международного Частного Права, потому что она обязательна для государства; тогда как норму внутреннего права, как выражение свободы государства в области внутреннего законодательства, государство может и изменить.