«Не смей предавать мою дочку и мечтать о Таньке – Фрося слушала, как заскрипели пружины кровати. – Иначе я тебя тем же ухватом да по хребту»

Наступил новогодний праздник. Ваня ушел к будущей родне отмечать, а Фрося и Вера сидели за столом и ждали Николая. Маша прыгала вокруг елки и пела детскую песенку, подглядывая под пушистые ветки, нет ли там подарка от Деда Мороза. Косясь на настенные часы, Фрося забеспокоилась.

– И где его носит? Долго еще ждать?

– Сказал, к Витьке сходит на полчаса, мол, там помочь чем-то надо.

– К Витьке? Уже час прошел? А интересно, к Витьке или Нинке?

– Мам, не начинай. И без того тошно.

– Тебе давно сказано, что Нинку в дом не привечать, а ты все о своем. Подруга, видишь ли, – разважничалась Фрося, задрав нос кверху.

– Давно уже не зову, а тебе все неймется, – Вера подошла к окошку и отодвинула занавесу. – Скоро полночь…

– Скоро мужа из-под носа уведут, – ухмыльнулась мать. – Хватит ждать, садись, сами отметим.

Из сеней донесся стук, словно там что-то уронили. Вера выбежала, надеясь, что это Коля, но там стоял Витя.

– Иди, забирай Николая.

– А где он? – опешила Вера.

– До забора дотащил, а дальше не могу. Пьяный он. И да, Вер, ты не подумай чего. У Кольки кровь на лице. Это не я. Я его уже таким нашел.

У Веры руки затряслись от волнения. В чем была, в том и выскочила на улицу: в платье и шерстяных носках. По снегу она бежала сама не своя. Побили Колю. Ой, не дай бог, покалечили! Калитка была распахнула и за ней виднелись валенки. Николай лежал на боку, уткнувшись лицом в сугроб.

– Да что ж ты его бросил? Задохнется ведь! – взывала она, подскочив к мужу.

Подняла его голову. На снегу отпечатался кровавый след, и Вера чуть не заплакала.

– Коля, Коленька, родной мой. Кто же тебя так, а?

Он даже не пикнул. И, кажется, не дышал. Вера потянула мужа за воротник фуфайки и во все горло заорала на Витьку, шедшего, как черепаха:

– Чего плетешься?! Подымай! Живой ли? Господи, Коленька…

Витя поспешил. Подхватил друга под мышки и попытался поставить на ноги. Вера помогала. Тело Коли висело, как подтаявший кусок холодца на вилке. Голова болталась, руки и ноги, словно тряпки на ветру, колышутся. Ни бе, ни ме, ни кукареку.

– Надо позвать кого-то, – с натугой прошептал Витя, боясь, что с такой ношей у него спина переломится. Колени дрожат, аж ягодицы свело.

– Сами справимся. Нечего моего Колю перед людьми позорить, – кряхтела Вера, закинув руку мужа себе на шею.

Еле дотащили. Чуть с кишками не распрощались. Коля и так-то весом не обижен, а когда одет в зимнее, то совсем невмоготу тащить такую тушу. Витька взмок, пока заволок здорового парня сначала на крыльцо, потом – в сени. Хотелось хоть на секундочку приставить Николая к стене, чтобы дух перевести, но куда уж там. Вера, волнуясь, как бы кто не увидел ее мужа в беспамятстве, рычала на Витю и повторяла одни и те же слова:

– Если заметят его в таком виде, то слухи по селу пойдут, а мой Коленька не такой. Он самый лучший. Друг ты ему или не друг?

А ведь права Вера – друг. Зачем же Колю подставлять, надо спрятать в доме, а дальше пусть сами разбираются. Только успели перетащить через порог – Фрося тут как тут.

– Ох ты-ы ж, нагулялся! – ударив в ладоши, она сложила руки на груди. – Напраздновался, как я погляжу! Ох и молодец, зятек! Умница-разумница. До семейного стола не дошел, кто-то сладкой самогонкой поманил, вот он с праведной дорожки и свернул! Бессовестный ты, говорю! – нагнулась, чтобы увидеть лицо зятя. – Бесстыжий. Глаза твои бесстыжие. И куда твоя морда сунулась, что ты ведешь себя, как алкаш подколодный, а? И кто ж такой щедрый, что тебе столько горькой поднесли? Неужто Нинка?