Квинт прищурился:

– Принцепс не просто мечтатель. Он невероятно умён. Осторожен. Умеет выбирать друзей и врагов. Ну и он – сын божественного Юлия, чего не скажешь о тебе.


Арташес раздражённо вздохнул.

– Ты же понимаешь, центурион, что и Юлий, и Октавиан – просто люди. Возможно, им везло чаще, чем другим. И да, они более талантливы и умны, чем остальные. Но они люди – такие же, как и я. Или, если хочешь, такие же, как и ты. Ты ведь тоже ходишь по этому тонкому канату. Играешь в эту игру. Я немного разузнал о твоей судьбе, и я впечатлён тем, как ты повернул шансы в свою пользу.


Квинт вздохнул, глядя в потолок.

– Разница в том, что я не ищу трона, Арташес. Мне не нужна власть, не нужны титулы.


– Но ты выучил правила игры, и больше не допускаешь ошибок. Ну, по крайней мере пока.


Квинт медленно покачал головой.

– Игра, – Он усмехнулся. – Ты говоришь так, будто вся жизнь – это табула>16, и мы в ней не шашки, а те, кто бросают кубики.


– А разве не так? – Арташес приподнял бровь.


– Нет. – Квинт повернул голову, глядя на него с холодным прищуром. – В жизни один игрок может врезать доской по голове другого, пока тот рассчитывает следующий ход.


Арташес усмехнулся, но взгляд его стал чуть более внимательным.

– Всё так, центурион. Именно поэтому я и говорю, что главное – не только делать ходы, но и не терять бдительность.


Квинт посмотрел на краешек луны, с любопытством заглядывающей в окошко.

– Мир полон амбициозных людей, Арташес, чьи планы судьба сметала одним движением руки.


Царевич прищурился, – Ты намекаешь, что мои мечты тоже обречены?


– Я намекаю на то, что этот мир не любит тех, кто переоценивает себя. – Квинт посмотрел на него прямо. – Ты умен. Хитер. Ты умеешь говорить так, что люди тебе верят. Но одно дело – говорить, а другое – делать.


– И ты сомневаешься, что я справлюсь?


– Дело ведь не только в тебе. – Квинт усмехнулся. – Одного правителя мало. Важно, кто стоит за его спиной. Посмотри на тех, кем окружил себя Принцепс. Или, наоборот, вспомни Брута. Понимаешь, к чему я?


Арташес немного помолчал.

– В таком случае, надеюсь, что рядом со мной будут стоять такие люди, как ты.


Квинт удивлённо вскинул брови.

– Я – не твой человек, царевич.


– Пока нет, – спокойно ответил Арташес, – Но кто знает, куда нас приведёт судьба?



Котиаион вальяжно раскинулся вдоль реки, будто прилёг отдохнуть и погреться в лучах робкого осеннего солнца, выглянувшего из-за мрачных туч. Крыши домов, покрытые обожжённой черепицей, манили приветливым теплом своих терракотовых одеяний. Ветер разносил по улицам пыль и опавшие листья, ещё не прибитые дождём к земле, поднимая их над домами в вихре осеннего танца. Во дворах он перешёптывался с виноградными лозами, то и дело запутываясь в низких навесах, играл с разноцветными птицами, хрипло выкрикивавшими не то угрозы, не то пророчества.


Пристань жила своей привычной жизнью. Доски палуб и трапов скрипели под ногами, переговариваясь на своём деревянном языке. Рыбаки сушили мокрые сети, пахнущие илом и тиной; купцы перебрасывались шутками и монетами, пересчитывали груз, проверяли мешки с зерном на прочность. Мальчишки – босые, оборванные, с чёрными птичьими глазами – носились между ящиками, выискивая, что можно стащить у зазевавшегося лавочника.


Воздух был насыщен запахами: влажная древесина и смола, пряности, свежеиспечённые лепёшки, сдобренные чесноком, терпкое вино. Где-то жарили баранину, и её аромат тянулся по улицам, смешиваясь с запахами осенней листвы и далёкого костра.


Квинт первым сошёл на берег, оглядывая пристань. Деметрий, спустившийся вслед за ним, не теряя времени, принялся расспрашивать у местных дорогу в сторону римского форта. Арташес же с улыбкой осматривал окрестности, глубоко вдыхая осенний воздух.