Если таким образом самостоятельность эстетики сохраняется как систематическая, то, с другой стороны, остается место для самостоятельности религии, независимой от направления чувства. И так методика эстетического чувства становится позитивно плодотворной для новой самостоятельности религии, устраняя опасность ложной, не обоснованной методически-систематически самостоятельности.

18. Однако, конечно, не исключена и другая возможность, которая, по крайней мере, от эстетики возвращается к этике. Если чувство уже распределено и не может быть распределено вновь, то можно сделать вывод, что религия как самостоятельное и независимое направление сознания вообще не может быть сохранена, поскольку чувство ей не отведено, а другое направление сознания для нее не может быть найдено. От этого вывода я сам не мог уклониться в формулировке, содержащейся в моей Этике чистого воли. И Вильгельм Германн признал, что я лишь сделал тот вывод, который Кант сам должен был бы сделать из своего основного определения религии по ее отношению к этике. Я не побоялся методического вывода, что религия должна раствориться в этике. Этим религии был нанесен лишь мнимый ущерб, скорее же приписан почетный титул, и для ее внутреннего развития провозглашен лозунг. Ибо как можно больше прославить религию, чем назвав ее собственной целью растворение в этике? Эта цель, конечно, не была бы ее концом, но в ней и ее формулировке лишь ярко засияла бы путеводная звезда, до этого лишь тускло освещавшая ее исторический путь. Возможно, это было бы даже важнейшим критерием истинности религии: в какой степени она способна к этой своей самороспуску в этику.

И если еще допустимо историческое оправдание этой формулировки, то я мог бы сослаться на Михея как на своего предшественника; ибо и он заставляет своего Бога требовать от человека лишь правды, справедливости и смирения. То есть и он растворяет религию в нравственности. И если у него не нравственный закон, а Бог требует этого, и если он требует смирения перед Богом, то для этики чистого воли это не имеет различия, поскольку она включила идею Бога в этику. Таким образом, я мог бы спокойно остаться при своей формулировке, ибо она не затрагивает отношения Бога к этике, а значит, и всякое дальнейшее основание для сохранения самостоятельности религии, казалось бы, отпадает.

19. Однако при этой формулировке многие моменты оставались неясными. Прежде всего, это значение самостоятельности, которая остается относительной. Что она означает для религии вообще, если не ограничивается систематической самостоятельностью? Но если вводится понятие системы, то вопрос должен быть поставлен далее: если с самороспуском в этику систематическая самостоятельность прекращается, не становится ли тем самым вообще философское понятие религии несостоятельным, так что тогда пришлось бы остаться при эмпирическом понятии, поскольку оно вытекает из истории религии? Тем самым собственно философская трактовка религии должна была бы прекратиться, хотя ее проблемы повсеместно тяготеют к связи с философией. Философия религии была бы тогда упразднена.

Между прочим, здесь также становится ясно, насколько зыбко выражение философия религии, и понятно, почему более глубокие теологи питают непреодолимое недоверие к этому традиционному выражению. Всякое использование философии двусмысленно, если философия не мыслится и не требуется как систематическая. Для нашего же времени и его пренебрежения к систематической философии, имеющего основание в своей неспособности к ней, характерно, что нельзя заключить достаточно связей с философией, причем сами эти связи должны служить духовной связью для раздробленных дисциплин. – Так обстояло бы дело с понятием религии, если бы пришлось остановиться на нашей прежней формулировке.