Волки воют, выпь орёт.
Не сворачивай, вперёд
По проторенной дороге
Дни и ночи напролёт.
Бог нечистым судия,
Наш Всевышний, а не я.
Лучше выпросить подмоги
У бездомного зверья.
Святый Боже, рассуди,
Нашу совесть разбуди,
От заката до рассвета
Злую порчу отведи.
Раздобыть бы пищи впрок
Да зажёгся б костерок —
Будет верная примета,
Что меня услышать смог.
В поле нежить да навьё
Топчут спелое жнивьё
Перед первым ку-ка-реку
Заберут себе своё.
Не боимся чёрных чар,
Жги, костёр, мою печаль,
Прогони её за реку,
За таинственный причал.
В поле росы, маков цвет.
Видно, близится рассвет.
Краем неба ходит солнце,
Если это не навет.
Поседевшие угли
Чутко руку обожгли,
А один еще смеётся
В оседающей пыли.
Торной тропкой вкривь да вкось
Место людное нашлось,
Озерцо от старой дамбы
Серебрянкой разлилось.
Тянет сдобою от хат,
Вдоль дворов вишнёвый сад.
Боже, эту роскошь нам бы
Обнаружить ночь назад!
1998
Гроза
Сверкает. Грохот. Но дождя нет.
Благоговение и ужас.
Того гляди сейчас достанет
Меня волна, надрывно тужась.
Поёт она, листве на плечи
Кладёт тяжёлые ладони.
За горизонтом – поле сечи,
Дай Бог, оно меня не тронет.
Стучат вдали неторопливо
Шаги опомнившейся влаги
И под одеждою прилива
Поспешно прячутся коряги.
За светом свет помалу-мало
Соединяет землю с небом,
Река у старого причала
Пересеклась заметным следом.
И снова гром. Бело и ясно.
Зарницы катятся под гору.
Стоять и ждать небезопасно
С ума сошедшую погоду.
Иду, а в спину канонада.
Как тяжелы косые струи!
Свободу дали им, и надо
Сломить оковы конской сбруи.
Тому назад ещё минуту
Гроза всухую побеждала,
А нынче кажется, как будто
Она выигрывать устала.
Теперь почётней и приятней
Работать в шоу режиссёром,
Бросать сверкающие пятна
По затаившимся просторам,
Дарить трезубцы белых молний
Беспечной облачной отаре
И облачать речные волны
В намокший шёлк индийской сари.
Во тьме деревья принимают
Совсем не царственные позы.
Не каждый день у нас бывают,
Как осы, жалящие грозы!
До дома шаг. Поклон к поклону
Великолепию стихии.
Когда ещё во время оно
Случались бедствия такие!
1998
Одиночество
Отдых от света.
Привыкли глаза к тишине.
Комната – семь шагов в ширину,
В разрез – день деньской.
Птица-люстра, мне спой
И в ответ я шепну,
Есть такая примета:
Солнце – извне.
Я стою на часах,
А часы всё спешат,
Спешат умереть навеки,
Закрытые веки подлунных снов,
Тревожащих корни основ
И монограммы чисел.
Они убивают,
Во время прыгают вовремя
И убывают
Одно за другим.
1998
«Закат над Электросталью …»
Закат над Электросталью —
Такое нечасто увидишь.
Покрыты холодной эмалью
Оконные стёкла, на идиш
Расписано тучами небо
И взгляд его мрачен и колок.
Колёса проезжего кэба
Вминают в асфальт ветви ёлок.
Усыпали трубы и иглы
Подушечку цвета маренго,
Вернулись жестокие игры,
И снова мы стенка на стенку,
И снова на улицах схватки
Смертельные и родовые,
И снова бегут без оглядки
Японские городовые.
Лежат на заплаканных рельсах
Упругие скользкие тени,
Напрасно пытаясь согреться
На них. По известной системе
Растерянный жёлтый автобус
Хромает вдогонку вагонам,
А там – юбилейная пропасть
Полна до краёв самогоном,
Там валит народ из Завода
Тяжёлого Телосложенья,
Заблудший работник ОСВОДа
Размашисто мерит сажени,
И, где проходимо и мелко,
Кингстон откупорило время,
Поскольку секундная стрелка
Пропала на местном Биг Бене,
Поскольку испуганный ветер
Прижался к бетонной ограде,
Желая, когда на рассвете
Подует зефир в шоколаде,
Уйти. Прилетит на замену
Сумятица утренней спячки,
Набатом ударятся в стену
Гудков телефонные стачки
И скажут о том, что не умер,
Родился и здесь обитает
Вечерний малиновый зуммер —
Над городом тихо витает,
Поёт колыбельные окнам,
В шершавом английском тумане
Фонариком светит в висок нам,