«Хочу как у Варлей», – припоминает он собственный заказ во времена поспокойнее, когда его ещё слушались и всё, казалось, развивалось легко и непринуждённо. Пришлось объяснять, кто это. Пожелание воплотилось через неделю, снискало одобрение, а когда он месяцем позже вслух сравнил её лицо с лицом американской дивы ещё чёрнобелого кино, чёрный цвет через ещё неделю оказался покрыт ослепительным блондом.

– Глазам больно, – прокомментировал он, когда увидел, но понравилось уже через час, и через день теперь уже он настоял на посещении магазина относительно модной одежды в районном центре, где вдруг расщедрился, юркал картой и хрустел наличностью, и женские вещи на выход смешались с вещами на каждый день.

В первый раз подбирали по его вкусу, но согласие выбора оказалось возможным только тогда. Дальше Маргарита формировала собственное представление о прекрасном.

***

По достижении совершеннолетия детский дом-интернат, к которому она была приписана с малых лет, купил на выделяемые государством деньги ей небольшой дом в поселении Новоспасское – во имя идеи поддерживать умирающие деревни таким нехитрым способом, предлагая вместо крохотной квартиры в районном центре «большой» дом в селе. По только ей понятному разумению Маргарита согласилась. Такие новосёлы часто пребывали в состоянии, близком к блаженству, но любой иной в обстоятельном рассудке цеплялся за районный центр, упрямо пресекая всякие уговоры. Блаженные кое-как обживались, обычно попадая под неминуемое влияние главы поселения, которого на местности кликали не иначе как «барин», что придумывал им обязанности и прозвища. Кто мыл, кто убирал, кто за скотиной ходил, кто плотничал, за это барин кормил и опекал блаженных.

Новая сельчанка попалась на глаза Илье Игоревичу через неделю, как вселилась в новый одноэтажный дом в умиротворённом мае, и, вполне счастливая новым чувством свободы, сотворяла там субъективный уют. Для покупки необходимых вещей типа чайника, чашек, пылесоса нужно было вернуться в районный центр, куда, приглядываясь к ней, барин решил отвезти молодку, тогда ещё одетую в серый спортивный костюм без имени и страстно красный круглый пуховик в совокупности с длинными, тогда худыми ногами, навевающий ему образ большого Lollypop.

Роста в девушке вмещалось выше среднего, достаточно, чтобы глаза в глаза заглядывать своему покровителю, на губах её мерцала таинственная улыбка некого понимания происходящих процессов, серебряные глаза моргали так редко, что, если намеренно не наблюдать, казалось, и не моргали.

– Как зовут? – властно осведомился барин, притормозив рядом и приспустив кнопкой донизу стекло водительского окна, осязая незнакомые колебания в пространстве на территории, где знал каждую пылинку и её точные координаты.

– Маргарита, – спокойно ответила незнакомка, находясь подле своего маленького, но чистого и свежего домика, топившегося печью и электричеством, притом с канализацией; стены пока пустовали, а на полу уже наличествовал бело застеленный матрас.

– Откуда ты тут? – строго всматривался в её маленькое лицо обветренный муж здешних местностей, одетый в камуфляж, сквозь боковое стекло степенного Land Cruiser, фырчащего и грязного, как не может быть иначе весной, да из тайги – с забитыми животными, упакованными в пластиковые чаны с крышками, привязанные туго к верхнему багажнику.

– Ты был тогда такой страшный… – признавалась она уже позже лукавым шёпотом. – Как маньяк или сказочный людоед…

Такой шёпот она применяла часто, к месту и без него. Видимо, то была детдомовская привычка, а в момент знакомства ответила просто, не подав особого виду: