– А ты… – начал Серж, но к нему подошла Мишель.

– Папа, смотри, какую я открытку нарисовала, – с гордостью показывает она. Голова Сержа где-то далеко вверху, он даже при желании не разглядит ничего, если, конечно, не спустится со стремянки, но Мишель это не смущает. – Это я себе нарисовала. А ещё нарисую тебе, маме и Мэриан.

Серж наклоняет голову, и, пусть ему не слишком хорошо видны детали картинки, но он с теплотой говорит:

– Очень красиво, доченька, молодец. Талантище! Умничка моя.

– Спасибо! – радостно говорит Мишель, и, подпрыгивая, уходит в столовую, где она на большом обеденном столе разложила все свои принадлежности для рисования.

– Марджери, может, её в какой-то кружок рисования отдать? – с интересом спрашивает Серж.

– Да, может, – задумчиво протянула женщина из кухни, помешивая что-то венчиком в чашке. – Вот там удивятся все учителя, что она никуда не ходила ещё, и уже так рисует. – Хотя, я больше склоняюсь к баскетболу.

– Что ты имеешь в виду? – приподнял одну бровь Серж.

– Я думаю, ей пошло бы играть в баскетбол. Когда Мэриан была в возрасте Мишель, она была ниже её. Скоро так Мишель будет не просто донашивать вещи Мэриан, а носить её вещи прямо сейчас, даже если Мэриан ещё не выросла из них, – объяснила Марджери. – Как думаешь?

– Возможно, – согласился он.

Мэриан испугалась. Она не хотела отдавать свои вещи Мишель. Во-первых, она ещё сама не успела их хорошенько поносить, а, во-вторых, она была ужасной собственницей. Терпеть не могла, когда трогают её вещи, будь то дорогая её сердцу Шегги или обычная ручка, которой пишут в школе. За Шегги она вообще трясётся как за хрустальную вазу, она никому её трогать не давала.

– Мам, а ты делаешь пряничных человечков? – отвлекая их от неприятной ей темы, спросила она, от небольшого волнения накручивая прядь своих волос на палец.

Марджери утверждающе хмыкает.

Мэриан с довольным видом уходит в столовую, где Мишель что-то вырезает из бумаги.

– Как жизнь молодая? – спрашивает с улыбкой старшая, поглаживая маленькую девочку по спине.

– Хорошо, жду Рождество, – деловито отвечает она, доканчивая резать снежинку. – А ты?

– Я тоже, – отвечает Мэриан, присаживаясь рядом и смахивая на пол насыпавшиеся на стол с открытки блёстки. – Что для тебя самое главное в Рождестве?

Мишель мычит и мнётся, явно раздумывая. Она перестаёт приклеивать снежинку и застывает, превращаясь в цветную статую. Даже не моргает. С носика бутылочки с клеем падает белая липкая капелька, но её почти незаметно на белой снежинке.

– Ну, так что? – поторапливает её Мэриан, потому что её оставили заинтригованной.

– Подарки и настроение! – радостно выдаёт Мишель, как ни в чём не бывало продолжая клеить.

– Хорошо, – кусает щёку изнутри Мэриан.

– Ты уже придумала, что загадаешь на Рождество? – интересуется Мишель, обращая взгляд на сестру.

Мэриан мрачнеет. Последние дни она желает только одного, было бы глупо загадать не это.

– Конечно, придумала. Давно уже.

А ведь чистая правда. Ни слова лжи.

– Как любопытно! – искренне восхищается младшая. – И что же это?

Мэриан молчит.

– Что это? – нетерпеливо повторяет она и дёргает Мэриан за рукав.

– Э-э-э, слушай, Мишель, разве ты не слышала, что если кому-то сказать – что ты именно загадал на Рождество, то это не сбудется? – врёт или не врёт Мэриан, потому что она не помнит – относится это только к дню рождения или и к Рождеству тоже, но отговорку-то надо было какую-то придумать.

Мишель сразу погрустнела.

– Жаль, конечно. Но я надеюсь, что у тебя сбудется твоё желание. И моё тоже.

– Спасибо, – с облегчением вздыхает Мэриан.